НАЧАЛО3. УСТОЙЧИВОСТЬ МОДЕЛИ И БАРЬЕРЫ ДЛЯ РОСТАОписанная экономическая модель создает серьезные ограничения дляэкономического роста и в то же время обладает значительной устойчивостью. Основнымиограничителями для роста здесь являются:— «огосударствление командных высот» в экономике, которое происходит нестолько за счет формального контроля государства над активами, сколько за счетвытеснения частных инвестиций (условия для которых выглядят неблагоприятными)государственными и за счет огосударствления финансового сектора;— неблагополучие правовой среды и произвольное правоприменение на фонетехнических и регуляторных улучшений в области условий ведения бизнеса: риск статьобъектом административного произвола в целом ниже, но риск стать объектом уголовногопреследования и оказаться в тюрьме — выше; ( Россия стремительно улучшила свои позиции в рейтинге Doing business, поднявшись за 9 лет с 120на 28 место, однако рейтинг учитывает стандартные процедуры ведения бизнеса, но не учитываетправовые риски. Изменение позиций России в рейтинге Doing business в известной мере отражает не только прогресс в регулировании (который имеет место), но и произошедшееперераспределение власти между государственной и силовой бюрократией. Обычная новость:«Прокурор Москвы Денис Попов вынес предостережение руководителю крупной сетисупермаркетов о недопустимости завышения цен на подсолнечное масло» («Интерфакс», 30 марта2021 г., 12.25), — вполне отражает подобные практики политико-силового вмешательства вэкономическую деятельность за пределами дискреции экономических властей.)— тенденция к экономической и технологической автаркии, растущая изоляциястраны по линии привлечения технологий и капитала;— снижение качества человеческого капитала;— отсутствие институтов для защиты интересов различных слоев частного бизнеса,коррупционно-договорной характер распределения преференций и государственныхресурсов и, как следствие, низкая конкурентность многих внутренних рынков;— сохранение неэффективных промышленных предприятий и проектов,пользующихся стабильной поддержкой государства;— издержки избыточного политического контроля и «геополитическихприоритетов» (раздутые штаты силовых структур, чрезмерное регулирование и контрольобразования, некоммерческого сектора и интернета, ограничения на инвестиции дляиностранных компаний и пр.).Несмотря на создаваемые этой моделью препятствия для экономического роста ирыночного распределения ресурсов, она является, по мнению большинства экспертов, всреднесрочной перспективе достаточно устойчивой за счет устойчивого внешнего спросана сырьевые ресурсы в сочетании со свободными внутренними ценами и валютнымкурсом, позволяющими абсорбировать внешние шоки, связанные с изменением мировойконъюнктуры. Устойчивости модели способствует и надежность патрон-клиентских сетей,сложившихся за 20 лет правления Владимира Путина в бизнес-среде и системегосударственной бюрократии. Наконец, изменение модели — поворот к открытостиэкономики, сокращение субсидирования неэффективных проектов, ограничениеописанных выше перераспределительных практик и эффектов — не соответствуетинтересам достаточно широкого круга бизнесов и групп населения, которым такой поворотпринесет (по крайней мере в краткосрочной перспективе) издержки и неопределенность.В настоящий момент Россия вступила во второе десятилетие стагнации («Застоя-2»),при этом серьезные стимулы или коалиции, заинтересованные в изменении«перераспределительной» модели, отсутствуют. Такая ситуация, впрочем, не выглядитуникальной: на протяжении предыдущих 100 лет можно было наблюдать несколькопримеров государств, в течение многих десятилетий сокращавших свою долю в мировомВВП и увеличивавших отставание от наиболее развитых стран (так, в начале 1930-х гг. ВВП надушу населения в Аргентине составлял 70 % от уровня США, а в конце 2010-х гг. — 35 %6).В настоящий момент российские власти не демонстрируют ни малейшегонамерения уклониться от этого инерционного сценария (сценарий «Комфорт стагнации»)и намерены прилагать усилия для поддержания «равновесия стагнации», опираясь навнутренние резервы. Для этого в ближайшие годы им потребуется (1) добитьсяинтенсификации труда без адекватной компенсации и/или (2) мобилизовать частныекапиталы на решение инвестиционных задач, поставленных правительством. Попыткиизъятия прибыли корпораций под централизованные инвестиции уже наблюдаются вдеятельности правительства. Кроме того, для ускорения или сохранения минимальныхтемпов роста могут быть задействованы средства Фонда национального благосостояния(ФНБ). При текущем уровне цен на нефть ежемесячно ФНБ может пополняться на 180–200млрд руб., эти средства могут быть потрачены на инвестиции, что при прочих равныхможет дать около 1 % п. п. дополнительного роста (см. подробнее в тексте СергеяАлексашенко). Вероятность ослабления денежной политики в целях стимулирования ростав настоящее время выглядит крайне маловероятной — «стабильность» остаетсяприоритетом, однако в случае существенного ухудшения конъюнктуры или реализациидругих рисков такой поворот нельзя исключить в будущем.4. СИСТЕМНЫЕ ВЫЗОВЫ «РАВНОВЕСИЮ СТАГНАЦИИ»Существуют факторы серьезной уязвимости сложившегося «равновесия стагнации»,которые способны затруднить ее поддержание на протяжении начавшегося десятилетияили создать значительные (и даже критические) риски для экономики и социальнойстабильности в перспективе 10–15 лет.Прежде всего:— доходы от экспорта углеводородов с высокой вероятностью в этом десятилетиисущественно сократятся. Если в 2011–2015 гг. они составили 1,6 трлн долларов, то в 2016–2020 гг. они сократились до 1 трлн. Нет оснований считать, что в следующие десять лет этидоходы будут выше — рост цен на нефть сдерживается ростом сланцевой добычи в случае,если цена барреля достигает 55–60 долларов, а общие возможности мировой добычипревосходят спрос (см. в разделе «Прогнозы: слабый рост, недорогая нефть и сценариидекарбонизации»). То есть доходы России от нефтегазового экспорта с высокойвероятностью сократятся в этом десятилетии в инерционном сценарии не менее, чем на 25% по сравнению с предыдущим.К основным вызовам и рискам инерционного сценария относятся:— демографический антидивиденд — сокращение численности молодых возрастов,вступающих на рынок труда, и вероятное общее сокращение численности рабочей силыи ухудшение ее качества;— «черные лебеди»: длительное влияние пандемии, «накопление» эффекта санкций иих возможное усиление, техногенные кризисы и пр., которые ведут к дополнительному«вычету» из текущих минимальных темпов роста;— накапливающиеся изменения в мировом энергобалансе, ведущие в перспективе 10–15 лет к изменению стратегий игроков энергетического рынка и резкомудолгосрочному снижению цен на углероды.На протяжении периода «высокого» роста в России 2000-х гг. на рынок труда вышлипочти 7 млн дополнительных работников (+10 % занятых в экономике), причемзначительную их часть составили молодые и образованные люди, замещавшиеконтингенты работников с более низкой производительностью (последнее «советскоепоколение»). На счет демографического дивиденда может быть отнесено до трети ростаВВП в 1997–2011 гг. В 2008–2019 гг. численность занятых увеличилась на 1 %, а долямолодых с высшим образованием снизилась на 0,5 п. п. В течение нынешнего десятилетияобщая численность вовлеченных в экономическую деятельность сохранится воптимистическом сценарии или сократится в более пессимистических (потери могутсоставить до 8–10 %), но точно сократится примерно на четверть численность возрастнойгруппы 25–40 лет, а численность работников этих возрастов с высшим образованиемснизится до уровня 2005–2006 гг. (см. подробнее в тексте В. Гимпельсона). Это значит, чтона протяжении десятилетия будет нарастать демографический антидивиденд дляэкономического роста, связанный с ухудшением структуры вовлеченных в экономику ивероятного сокращения их общей численности. В такой ситуации при прочих равных длясохранения «равновесия стагнации» — минимальных темпов роста 2010-х — потребуетсякакая-то компенсация, связанная с ростом производительности и инвестиций.Так же как демографический антидивиденд, техногенные кризисы и иные «черныелебеди» (в частности, нарастание эффекта санкций и риски их усиления) не вызовутодномоментных критических проблем для экономики, но могут (вкупе со снижениемдоходов от экспорта) вести к разбалансированности перераспределительной модели, ставдополнительным вычетом из минимального роста экономики и усугубив тенденцию ксокращению реальных располагаемых доходов. В этом случае будет происходитьдальнейшее снижение доверия к политико-экономической системе со стороны разныхгрупп населения и элит, рост социальных протестов и требований (в том числе исходящихот групп традиционной поддержки режима), рост общего уровня конфликтности иснижение лояльности в патрон-клиентских сетях. Дополнительным риском этого сценарияпостепенно нарастающей разбалансированности (сценарий «разбалансировка 2020-х»)является ухудшение качества экономического регулирования: сегодняшние попыткивластей замораживать и субсидировать цены на продукты питания, управляя издержкамии нормой прибыли в цепочках поставщиков, демонстрируют логики развития этого риска в«информационных автократиях».Наконец, изменения в мировом энергобалансе, которые будут иметь плавныйхарактер, способны в определенный момент привести к изменениям в стратегии игроковэнергетического рынка, которые в свою очередь приведут к долгосрочному снижению ценна углероды и подорвут внешний источник финансирования российской экономики. Хотяпредполагаемое сокращение в потреблении нефти на основных рынках российскогоэкспорта к 2030 г. выглядит не слишком значительным, следует учитывать серьезноедавление «климатической повестки», заставляющее власти развитых стран усиливать анти-углеродное регулирование (ср. «Зеленую сделку» и планы введения углеродного сбора награницах ЕС). Эти усилия могут дать эффект, существенно превосходящий сегодняшниеинерционные ожидания, и существенно изменить стратегии как инвесторов(стимулированных политическими решениями к вложениям в «чистую» энергетику), так инефтеэкспортеров, переориентирующихся с целей удержания цены на цели удержаниядоли рынка (ср. подробнее в разделе «Прогнозы: слабый рост, недорогая нефть и сценариидекарбонизации»).Хотя эти события с высокой вероятностью окажутся отнесены за горизонт текущегодесятилетия, они грозят России серьезным экономическим и социальным кризисом вбудущем. Изменения цен на энергоносители часто носят резкий характер, в то время какзаместить выпадающие доходы относительно быстро невозможно. В этом случае Россиястолкнется с одновременным сжатием государственных финансов, ослаблениемплатежного баланса и национальной валюты, и, следовательно, сокращениемвозможностей для импорта, затрудняющим структурный маневр. Нефтяная рентапозволяет компенсировать в течение длительного времени неэффективность рядапроизводств и отраслей, в результате ее сжатие и невозможность дальнейшей поддержкиведет к структурному кризису. В то же время в силу высокой конкуренции намеждународных рынках, стратегии, позволяющие частично компенсировать выпадениесырьевых экспортных доходов, требуют длительного встраивания в производственныецепочки и продуктовые ниши и долгосрочных стратегий, направленных на это. Чтобыкомпенсировать доходы, которые предположительно выпадут в 2030-е гг., необходимоуже сегодня активно наращивать экспортный потенциал в секторах, способных заместитьих. Через 10 лет такое встраивание окажется гораздо более сложным в силу возрастающейконкуренции за эти ниши среди развивающихся стран и девальвации преимуществ вчеловеческом капитале.В описанном сценарии, вероятность которого сегодня следует оценивать каксущественного, вторая декада стагнации («Застоя — 2») становится прологом к новомукризисному десятилетию в 2030-е гг., которое будет характеризоваться существеннымсокращением ВВП и социальными потрясениями (сценарий «Кризис 2030-х»). В этомслучае Россия, вслед за Венесуэлой, будет страной, пережившей за 50 лет второйструктурный кризис, связанный с волатильностью цен на нефть.5. СТРАТЕГИИ РОСТА И ЛОВУШКА СРЕДНИХ ДОХОДОВМодели догоняющего экономического развития в пределе опираются на двепротивоположные стратегии: стратегию «опоры на собственные силы», или экспортноориентированную стратегию (см. подробнее в тексте Константина Сонина). Экономическаяистория XX века изобиловала опытами первого рода от радикальных советского,«маоистского» и северокорейского сценариев до рыночных вариантовимпортозамещающей индустриализации (ISI), опробованных в Латинской Америке в 1950–1980-х гг. Стратегии этого типа, демонстрируя обнадеживающие результаты на первыхэтапах, столкнулись с серьезными ограничениями по достижении среднего уровня дохода,когда возможности роста за счет вовлечения новых ресурсов и рабочей силы близки кисчерпанию. И, наоборот, именно страны, рано вставшие на путь экспортноориентированного роста, явили редкие примеры перехода из клуба развивающихся вгруппу развитых экономик (Япония, Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг).Сегодня Россия входит в группу стран с «доходом выше среднего» (“upper middleincome”: 4000–12500 долларов валового национального дохода на душу населения),причем, занимает в ней одну из первых строчек. Однако эта позиция в значительной мереобеспечена доходами от сырьевого экспорта. При этом Россия не критически отстает отразвитых стран по уровню человеческого капитала и серьезно (критически) отстает поуровню развития промышленности (высокотехнологичных секторов) и секторасопутствующих ей услуг.Важнейшим ориентиром и среднесрочной целью экономического развития в этойситуации является сокращение разрыва с развитыми странами по уровню ВВП на душунаселения. Выбор тех или иных стратегий и конъюнктура мировых рынков могут вести какк увеличению, так и к сокращению этого разрыва. Так, отношение ВВП на душу населенияРоссии к среднему для развитых стран (стран ОЭСР) составляло 62 % в 2009 г., выросло до65 % в 2013 и вновь упало до 60,5 % в 2019 г. В инерционном сценарии (средние темпыроста 1 % в год) этот показатель для России составит к середине 2030 х гг. уже 52 % отсреднего уровня стран ОЭСР, а в интенсивном сценарии (3,5 % роста в год) достигнет 76 %(см. График 3). Это и есть основная вилка развития и цена долгосрочной стагнации длястраны в среднесрочной перспективе.Длительные колебания ВВП на душу населения на уровнях 40–70 % от аналогичногопоказателя развитых стран характерны для целого ряда экономик (преимущественноиспользовавших на стадии индустриализации стратегии импортозамещения) и называется«ловушкой среднего дохода» (см. подробнее в тексте Сергея Гуриева). В общем виде такаяситуация является результатом недостаточного роста производительности труда на фонепродолжающегося роста заработной платы и, следовательно, издержек на труд. Врезультате норма прибыли в экономике снижается, она становится менеепривлекательной для инвестиций, а ее экспорт — менее конкурентоспособным. В своюочередь обществу сложно бывает смириться с тем, что сложившиеся в прошлом периодераспределение доходов и структура экономики, вроде бы обеспечившие в свое времянеплохие результаты, нуждаются в глубокой реструктуризации; коалиции,складывающиеся в поддержку статус-кво, используют все возможные средства для егосохранения. В российском случае ситуация усугубляется тем, что экономика получает рентуот экспорта углеродов, в результате уровень доходов и бизнеса, и части населениянаходится выше того, который соответствует уровню достигнутого технологическогоразвития и производительности труда. В случае подавленной политической конкуренции инепредставленности интересов значительных групп в политической системе ситуацияприобретает еще более тяжелый характер.Ловушка средних доходов является серьезной проблемой: десятилетие задесятилетием страны топчутся в коридоре 40–70% от уровня развитых (см. треки России,Аргентины и Бразилии на Графике 4). В общем случае выход из ловушки связан спреодолением факторов, ее порождающих, — с ростом производительности, чтофактически означает увеличение доли производимых экономикой товаров с высокойдобавленной стоимостью. При том, что общие рекомендации экономистов на этот счетхорошо известны: укрепление прав собственности и нейтральности регулирования дляповышения инвестиционной привлекательности, стимулирование технологическогоэкспорта и экспорта услуг, вложения в инфраструктуру, человеческий капитал,исследования и разработки – их мало кому удается выполнить. Причина заключается какв том, что этому противодействуют сильные политические коалиции внутри страны, так и втом, что не существует универсального рецепта выхода из ловушки: в каждом конкретномслучае необходимо искать те конкурентные преимущества, опираясь на которыеэкономика могла бы компенсировать относительно высокую цену труда.6. КОНКУРЕНТНЫЕ ПРЕИМУЩЕСТВА И АЛЬТЕРНАТИВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИВ качестве конкурентного преимущества России можно рассматривать, во-первых,ее географическое положение — близость одновременно к европейским и азиатскимрынкам, а также наличие рынков стран бывшего СССР, перед которыми Россия имеетпреимущество как в качестве человеческого капитала, так и в капиталовооруженности.Важным фактором, способствующим выходу из ловушки средних доходов ипереходу в клуб развитых стран, является наличие «институционального якоря» (см.подробнее в тексте Олега Ицхоки). Именно этот фактор в значительной мере обеспечилвхождение в клуб развитых стран Южной Европы и предстоящее вступление в него странЦентральной Европы в течение нынешнего и следующего десятилетий. Ноинституциональный якорь работает вместе с расширением доступа к рынкам (как правило,более богатых) «якорных» стран. При всех сложностях этого процесса Беларусь, Украина иРоссия могли бы извлекать большую выгоду из географической и культурно-историческойблизости к Европе.Еще одним конкурентным преимуществом России является, как уже было сказано,качество человеческого капитала при умеренной стоимости высококвалифицированноготруда. Наиболее известные индексы, измеряющие уровень человеческого развитияпомещают Россию в группу стран, непосредственно следующей за развитыми, однако впоследние годы это преимущество начинает ослабевать. «Самой большой долгосрочнойпроблемой текущей модели является снижение качества человеческого капитала, — пишетНаталья Орлова. — К моменту, когда в мире произойдет технологическая революция,качество основной части российской рабочей силы не будет соответствовать новымнавыкам». В качестве компенсирующей меры можно было бы повысить ставку социальныхотчислений на физический труд, обнулив ее в профессиях нефизического труда. Однакоглавным фактором здесь является наличие спроса на высококвалифицированнуюинициативную рабочую силу на рынке труда, соглашается большинство экспертов. Инымисловами, поддержание и сохранение этого преимущества непосредственно связано свыбором той или иной стратегии развития: экстенсивные стратегии будут вести к егосокращению и утрате.Третьим конкурентным преимуществом является большой размер внутреннегорынка, который делает Россию потенциально привлекательной для транснациональныхкорпораций. В свою очередь, их присутствие в России ведет к переливу технологий и ноу-хау, улучшению корпоративных стандартов и бизнес-среды, открывает возможности длявстраивания в цепочки добавленной стоимости.Фундаментальные ограничения, конкурентные анти-преимущества российскойэкономики также хорошо известны: это неблагоприятный демографический тренд,ведущий к сокращению числа работающих и старению населения, достаточно высокаястоимость рабочей силы, снижающая конкурентность российских товаров, инеблагоприятный для развития предпринимательства, инвестиций и инноваций правовойрежим. При этом отрицательный вклад последнего фактора в экономический рост впоследние годы усиливается за счет политики как внешней, так и внутренней (доступ крынкам и финансовым ресурсам) закрытости.В целом, ограничения для конкуренции в форме преференций для крупныхнациональных компаний в альянсе с недемократическим режимом не являетсябезусловным барьером для экономического роста, но лишь в рамках экспортноориентированной модели, где задачей «национальных чемпионов» технологическогосектора становится завоевание внешних рынков (модель Южной Кореи до конца 1990-х). Сдругой стороны, стимулирующий эффект может иметь, наоборот, повышениеконкурентности внутренних рынков: так, одним из важных драйверов роста в Китае былпроцесс захвата части рынков государственных и связанных с государством компанийболее производительными частными фирмами. Однако это предполагает неуклонноеограничение преференций для таких компаний и создание равных условий доступа;причем, этот процесс также приносит больше выгод в условиях открытости экономики.Во всяком случае можно утверждать, что сочетание низкой конкурентностивнутренних рынков, государственных преференций для приближенных компаний, с однойстороны, и установки на внешнюю закрытость экономики, с другой, является худшим извозможных сценариев для целей экономического развития. Встав перед необходимостьюизменений, политические элиты могут предпочесть внешнюю открытость стимулированиювнутренней конкуренции и быстрому уничтожению преференций, считает ректор РЭШРубен Ениколопов: такой сценарий выглядит политически более щадящим.Политика стимулирования внутренней конкуренции и постепенное ограничениепреференций, искажающих доступ компаний к ресурсам, могли бы включать в себя:1) стимулирование конкуренции между регионами по «китайской модели»;2) «коммерциализацию» государственного и квазигосударственного(госкомпании) сектора экономики и последовательный перевод таких компанийна «общий» режим отношений с государством;3) установление четких горизонтов сокращения и прекращения господдержки длянеэффективных производств и поощрение их реструктуризации;4) развитие финансового сектора и его разгосударствление;5) ограничение правового произвола и вмешательства силовых структур вэкономическую деятельность.Предметом консенсуса среди экономистов является то, что современныйэкономический рост и преодоление ловушки средних доходов невозможны без установкина открытость экономики. Успехи автаркических моделей («опора на собственные силы»),если и имели место, то связаны с предшествующими стадиями развития; примеровдинамичного экономического роста для стран с уровнем дохода выше среднего безустановки на открытость просто не существует.To be continued