Фото: Г. ЧернядьевДЕВА РАЗГЛЯДЫВАЕТ БУДУЩЕЕ, ПОКАЗЫВАЕТ А.МОВЧАН— В течение многих лет — десяти или больше — у нас в правительстве были, как вы сами только что заметили, во главе экономики либералы, а экономика была невероятно консервативной и становилась все более и более государственной. Для меня как человека, который занимается системами, это говорит о том, что не правительство управляло нашей экономикой. А если не правительство, то кто? Тогда, наверное, администрация президента. А если администрация президента, то кто в ней управлял экономикой? Наверное, советник по экономике. У меня складывается картинка, при которой администрация президента в реальности рулит экономикой, а правительство является техническим органом. И вдруг в 2020 году этот советник президента, который так управлял экономикой, что она стала практически государственной, отправляется в правительство, которое ничем до сих пор не управляло, потому что курс правительства был не тем, который оно выражало, а человек, который всегда выступал за развитие рыночной экономики, Максим Орешкин, отправляется на его место в администрацию президента.У нас есть некоторое количество тяжелых фигур. Среди них есть ферзь безусловный, про которого мы все понимаем, что он бьет кого угодно и на любом расстоянии. У нас есть некоторое количество ладей со своими корзинками с колбасками. У нас есть некоторое количество коней, которые разными способами ходят туда-сюда, имея гражданство Финляндии или что-нибудь еще. У нас есть прямолинейные слоны, которые через все поле могут ракеты направить. А есть огромное количество пешек — хороших, плохих, умелых, лояльных, менее лояльных. Они все примерно одинаковые свойства имеют. И это не должно быть обидно. В этой игре быть пешкой — это огромные возможности и огромное влияние. Потому что все остальные — это часть доски. Сейчас в правительство пришло много людей из ФНС. В правительство стянули людей, которые занимались надзорными функциями. Значит, всем окончательно стало понятно, где надо добывать. Задача правительства теперь будет добыть из людей все то, что можно, а потом обратно раздать правильным людям и в правильных местах.Мы будем возвращаться к той системе, которая когда-то в Советском Союзе была, когда у государства было все. В том смысле, что оно все отбирало и все отдавало.Если вы думаете, может ли эта страна выйти в число передовых развитых стран, то, конечно, нет. Может ли эта страна существовать долго сравнительно с нашими lifespan (продолжительность жизни), конечно, может, а что ей сделается? Подавляющее большинство людей будут кормить так, что у них почти не будет чувства голода. Это вообще наш метод — у нас должно быть очень мало людей, которым очень плохо. А то, что всем остальным просто плохо, нас уже не волнует, потому что это не повод для беспокойства. У нас есть частный независимый бизнес, который плохо регулируется. Предприниматели неудобны, плохо контролируемы. С точки зрения чиновника, они — плохой ресурс, потому что они вместо налогов хотят деньги за границей. И хороший ресурс — для врага чиновника, для оппозиции, потому что они в любой момент могут начать ее финансировать, кто им помешает. Если бы от предпринимателей зависело благосостояние страны, то, может быть, с ними как-то еще можно было бы договариваться и терпеть. Но это же не так. Благосостояние страны у нас все из-под земли течет. И предприниматель тут вообще ни при чем — опять же с точки зрения чиновника. Поэтому им не мешают жить, пока живется, но и помогать им тоже не будут. Кто из них может в этой пустыне выжить, тот пускай и выживает. А кто не выживает, так плохие вы предприниматели.Я бы сказал, что система сдвинулась в своей ментальной парадигме с триады самодержавия, православия, народности в очень похожую триаду — самодержавия, православия, отчетности. Я думаю, что Мишустин вполне в состоянии создать высокотехнологичную систему. Про ГоссоветИ вообще, когда нам говорят, что мы хотим записать в Конституции, как страна будет управляться, а дальше пишут: мы создаем Госсовет, деятельность которого будет определяться законом, то фактически мы записываем в Конституцию, что мы больше не хотим записывать в Конституцию, как мы управляем государством. То, что мы не хотим в Конституции записать, как страна будет управляться, это некоторая новация, но ведь она и до сих пор управлялась без всякой Конституции. У многих стран нет Конституции вообще. И ничего, они живы до сих пор.Можно было Конституцию поменять любым способом, любой способ был бы хорош, вплоть до того, что Путин вышел бы и сказал: «Я подумал, вы знаете, мне не нравится, что я только два срока подряд, я решил третий срок подряд». И ничего бы не произошло. Я думаю, Владимир Владимирович сейчас думает ровно о том, что будет, если действительно что-то случится. И об этом и я, и многие люди говорили уже много лет — ребят, пока Путин, мы страдаем так, как мы страдаем, а вот если с ним что-то случится, мы пострадаем так, что вам не снилось. Потому что нет ничего хуже в России, чем война за власть. А никакого механизма передачи этой власти Путин после себя вчера еще не оставлял. Я думаю, что «Владимир Владимирович коллективный» задумался о том, как сделать так, чтобы передача власти реальная не вылилась в катаклизм.Я подозреваю, что этот Госсовет приобретет с точки зрения передачи власти некоторое свойство советского Политбюро. Там сформируется некий консенсусный круг людей, которые в реальности будут уполномочены только на одно — если что, найти новый центр коллективного Путина. В это Политбюро будут входить все, кто представляет собой опасную силу для правящего альянса. И они все будут связаны некоторой кровавой клятвой, что они все находят такое решение в случае, если что-то происходит. При этом вся эта реформа не имеет отношения к тому, как называется будущий пост Путина. На мой взгляд, реформа делается на постмортал-ситуацию, она для этого нужна. Я думаю, что Владимир Владимирович просто решил написать некоторое политическое завещание с точки зрения системы управления. Коллективный Владимир Владимирович. Человек действительно, мне кажется, не хочет оставлять эту страну в кровавом хаосе. И поэтому надо построить постмортал-конструкцию, которая позволит этой стране нормально двинуться вперед. Уж куда двинуться — второй вопрос. Вас не удивило, что все эти инициативы не вызвали у населения никакой особенной реакции? — Мне кажется, что тут есть пересечение двух аспектов. Один аспект совершенно понятный. Власть в России традиционно воспринимается в бинарном ключе: барин чудит или барин отдыхает. Поэтому в данном случае это воспринимается, как барин чудит. Он почудит и опять отдыхать пойдет. Во-вторых, среди той небольшой группы людей, которые воспринимают это по-другому, сейчас по идее должно быть состояние полного остолбенения. Потому что им предлагается ровно то, чего они добивались много лет. Они же хотели снижения роли президента, коллегиальности системы.— Почему не растет российский ВВП на человека? — Российский ВВП на человека не растет, потому что у него нет драйверов независимого роста, а навязанная система роста не была применена в последние годы. — Что такое навязанная система? — Теоретически можно собрать все население России и заставить его 24 часа в сутки 365 дней в году копать яму, это сильно увеличит ВВП России. Яму можно назвать нацпроектом, например. Одна из претензий к правительству Медведева состояла в том, что яма недостаточного размера, целый триллион рублей не потратили за прошлый год. 1 трлн рублей — это примерно 1,2% российского ВВП. Он увеличился бы на размер этой ямы в триллион рублей. Еще не хватает внутренних драйверов, потому что здесь работает очень простая цепочка. Для того, чтобы я начал создавать ВВП, я должен быть более или менее уверен в результатах своего труда. Я должен получать более или менее осмысленную выгоду от этого. Когда в стране разрушена правовая конструкция экономических отношений, уровень моей уверенности настолько низок, что я предпочту делать что угодно, кроме создания ВВП. Тем более что государство само потворствует этому «что угодно» в виде подачек из бюджета. И действительно, если посмотреть, как у нас устроено общество, оно все больше и больше становится иждивенцем бюджета в прямой или непрямой форме. Бюджет и правительство, глядя на это, говорят: «блин, а что за люди здесь, придется их кормить». И все больше и больше их кормит. Но, говорит оно, для того, чтобы вас больше кормить, я должен с вас больше налогов взять, поэтому платите мне теперь больше налогов. И этот бесконечный круг, у которого есть только два входа. Один вход — это независимый бизнес, из которого почти все уже вытащили. И второй вход — это природные ресурсы, из которых еще таскать и таскать. И мы тащим природные ресурсы, подтаскиваем из бизнеса, закручиваем это колесо внутреннее, социально-бюджетное и так живем.— Вы ожидаете экономического кризиса? — Как говорил Жванецкий, у нас теперь понятие настолько растяжимое, что экономический кризис может быть в диапазоне от процветания до нищеты. Что такое экономический кризис? Как в 2008 году, я точно не ожидаю. Потому что у нас больше нет такой закредитованности развитых стран. А система регулирования в развитых странах, она устроена значительно лучше. Как 1998 год в России — конечно, нет. У нас другая финансовая позиция и по-другому управляется монетарно система, что ничего подобного, конечно, быть не может. Какой-то совершенно новый кризис, наверное, может быть. Но в определении кризиса заложена внезапность. Если мы ожидаем кризис, то это уже не кризис.— Что будет в России, если нефть будет никому не нужна? И возможно ли такое вообще? — Если нефть будет никому не нужна, я полагаю, честно говоря, что в России будет то же, что было, когда нефть стала никому не нужна, в Советском Союзе. Потому что в общем история имеет свойство повторять себя. Будет Горбачев, будет перестройка, будет Ельцин, будет бандитская демократия, будет раздел того, что осталось, любовь к Западу, западные кредиты на гуманитарную помощь. Но только если нефть потом опять восстановится, то будет опять то же самое. А если нет, то может быть что угодно. Кто-то считает, что страна разделится, как Советский Союз в свое время, на куски. Я бы не стал так определенно это утверждать. Все-таки культурные связи значительно выше внутри сегодняшней России. И структурные связи значительно выше. Я вообще, честно говоря, думаю, что кончится это все вступлением в той или иной форме в Евросоюз. Потому что для Евросоюза это огромный рынок сбыта и источник ресурсов. А Евросоюз для нас — это огромный источник технологий, управленческих структур, систем коммуникации торговой, источник легитимности очень высокий и т.д. Наша реальная историческая судьба — это вхождение в Евросоюз.ТВДревние люди еще могут помнить, как из каждого окна в начале 70-х лилось-КОНФЕТКА