82-летняя блокадница М. Н. Крылова получила посылку из Гамбурга с гуманитарной помощью. Ленинград, СССР, декабрь 1990 года.Тема этого года – «Глобальная встряска – XXI: человек, ценности, государство». (в продолжение темы предыдущего поста. расхватал на цитаты)*Ф.Лукьянов: Здравствуйте, Владимир Владимирович! В этом году наше заседание прошло невероятно насыщенно и с большим накалом. И что интересно, мы сами того не ожидали, но как-то вырулили на то, что международную политику сейчас обсуждать, конечно, важно, нужно, но это не самое главное, потому что она, конечно, меняется, но пандемия её не перевернула. А вот то, как живут общества, люди, как строятся отношения людей в этой новой ситуации, отношения обществ и государств – вот это, собственно, всё и определяет, и у нас такой линией это всё проходило.В.Путин: Уважаемые участники пленарного заседания, дамы и господа! Действительно, мы живём в эпоху грандиозных перемен. И если позволите, то по традиции я тоже позволю себе выступить со своими соображениями по поводу повестки дня, которую вы сформулировали.Человечество вступило в новый период более трёх десятилетий назад, когда были созданы главные условия для окончания военно-политического и идеологического противостояния. Давайте попробуем оглянуться вокруг. И ещё раз скажу: я позволю себе высказать те мысли, которые считаю близкими. Первое. Климатические деформации и деградация окружающей среды столь очевидны, что даже самые беспечные обыватели неспособны от них отмахнуться. Можно продолжать вести научные споры о механизмах происходящих процессов, но невозможно отрицать, что эти процессы усугубляются и надо что-то делать.Пандемия коронавирусной инфекции стала очередным напоминанием о том, как хрупко наше сообщество, насколько оно уязвимо, а самой главной задачей становится обеспечение безопасного существования человека, стрессоустойчивости. Второе. Социально-экономические проблемы человечества обострились до степени, при которой в минувшие времена случались потрясения всемирного масштаба: мировые войны, кровопролитные общественные катаклизмы. Все говорят о том, что существующая модель капитализма – а это сегодня основа общественного устройства в подавляющем большинстве стран – исчерпала себя, в её рамках нет больше выхода из клубка всё более запутанных противоречий. Повсеместно, даже в самых богатых странах и регионах, неравномерное распределение материальных благ ведёт к усугубляющемуся неравенству, прежде всего неравенству возможностей – и внутри обществ, и на международном уровне. А все эти проблемы, конечно, грозят нам существенными, глубокими общественными расколами.Всё это остро осознаётся отстающими странами, которые теряют веру в перспективу догнать лидеров. Разочарование подхлёстывает агрессию, толкает людей в ряды экстремистов. У людей в таких странах нарастает чувство неоправдавшихся, несбывшихся ожиданий, ощущение отсутствия каких-либо жизненных перспектив не только для себя, но и своих детей. Далее. Технологическая революция, впечатляющие достижения в области искусственного интеллекта, электроники, коммуникаций, генетики, биоинженерии, медицины открывают колоссальные возможности, но они же ставят в прикладном плане философские, моральные, духовные вопросы, которыми ещё недавно задавались только писатели-фантасты. Что будет, когда техника превзойдёт человека по способности мыслить? Где предел вмешательства в человеческий организм, после которого человек перестаёт быть самим собой и превращается в какую-то иную сущность? Каковы вообще этические границы в мире, в котором возможности науки и техники становятся практически безграничными, и что это будет значить для каждого из нас, для наших потомков, причём уже ближайших потомков – для наших детей и внуков?Дело, конечно, не только и не столько в злой воле тех или иных государств и пресловутых элит. Всё, на мой взгляд, сложнее, в жизни вообще редко встретишь только чёрное и белое. Каждое правительство, каждый лидер отвечают прежде всего перед своими согражданами, понятное дело. Главное – обеспечить их безопасность, спокойствие и благосостояние. Поэтому международные, транснациональные темы никогда не будут столь же важны для руководства стран, как внутренняя стабильность.Изменившаяся расстановка сил предполагает перераспределение долей в пользу тех растущих и развивающихся стран, которые до сих пор чувствовали себя обделёнными. Говоря прямо, доминирование Запада в мировых делах, начавшееся несколько столетий назад и ставшее едва ли не абсолютным на короткий период в конце XX века, уступает место намного более многообразной системе.Каковы, на наш взгляд, отправные точки сложного процесса переустройства?Первый тезис. Пандемия коронавируса наглядно продемонстрировала, что структурообразующей единицей мирового устройства является только государство.Тем более нельзя кому-то или что-то навязывать, будь то принципы общественно-политического устройства или ценности, которые кто-то по своим соображениям назвал универсальными. Ведь очевидно, что, когда приходит настоящий кризис, остаётся только одна универсальная ценность – человеческая жизнь, и как её защитить, каждое государство решает самостоятельно, исходя из своих возможностей, культуры, традиций.Второй тезис, на который я хотел бы обратить внимание, – масштаб перемен заставляет нас всех быть особенно осторожными хотя бы из чувства самосохранения. Сто с небольшим лет назад Россия объективно, в том числе и в связи с идущей тогда Первой мировой войной, переживала серьёзные проблемы, но не больше, чем другие страны, а, может быть, даже и в меньшем масштабе и даже менее острые, и могла бы их цивилизованно постепенно преодолевать. Однако революционные потрясения привели к срыву, к распаду великой страны. История повторилась 30 лет назад, когда потенциально очень мощная держава вовремя не вступила на путь необходимых гибких, но обязательно продуманных преобразований и в результате пала жертвой догматиков разного толка: и реакционеров, и так называемых прогрессистов – все постарались, с обеих сторон. Эти примеры нашей истории позволяют нам утверждать: революция – путь не выхода из кризиса, а путь на усугубление этого кризиса. Ни одна революция не стоила того урона, который она нанесла человеческому потенциалу.Третье. В современном хрупком мире значительно возрастает важность твёрдой опоры, моральной, этической, ценностной. По сути, ценности – это продукт культурно-исторического развития каждой нации и продукт уникальный.Мы с удивлением смотрим на процессы, разворачивающиеся в странах, которые привыкли считать себя флагманами прогресса. Конечно, те социально-культурные потрясения, которые происходят в тех же Штатах и в Западной Европе, не наше дело, мы туда не лезем. Мы просим только в наш дом особенно не лезть.Наконец, ещё один тезис. Мы хорошо понимаем, что без тесного международного сотрудничества решить множество общих острых проблем невозможно. Но надо быть реалистами: большинство красивых лозунгов насчёт глобального решения глобальных проблем, которые мы слышали с конца XX века, никогда не будут реализованы. Глобальные решения предусматривают такую степень передачи суверенных прав государств и народов наднациональным структурам, к которым, честно говоря, мало кто готов, а если сказать откровенно, никто не готов. Но рискну утверждать, что наша страна обладает преимуществом. Сейчас объясню, в чём оно, – в нашем историческом опыте. Не раз обращался к нему, если вы обратили внимание, и в этом выступлении. К сожалению, приходилось вспоминать много негативного, но зато у нашего общества выработался, как сейчас говорят, «коллективный иммунитет» к экстремизму, который ведёт к потрясениям и социально-политическим обвалам. Люди у нас действительно ценят стабильность и возможность нормально развиваться, быть уверенными в том, что их планы и надежды не рухнут из-за безответственных устремлений очередных революционеров. У многих в памяти свежи события 30-летней давности и то, как мучительно приходилось выкарабкиваться из ямы, в которой наша страна, наше общество оказались после распада СССР.(здесь хочется прокомменировать, что не после распада СССР, а в результате загнивания стабильности в СССР, в результате неспособности к переменам, что, как вы понимаете, полная противоположность настроениям президента)*Наш консерватизм – это консерватизм оптимистов, это самое главное. Мы верим, что стабильное, успешное развитие возможно. Всё в первую очередь зависит от наших собственных усилий. Спасибо за ваше терпение. Ф.Лукьянов: Спасибо большое, Владимир Владимирович, за такое объёмное выступление не только по текущим и не столько по текущим политическим проблемам, но и по таким основополагающим вещам. Не могу не спросить вдогонку. Несколько раз практически лейтмотивом у Вас проходили понятия: исторический опыт, традиция, консерватизм, здоровый консерватизм. Скажите, пожалуйста, а нездоровый консерватизм Вас не пугает? Где грань, которая отделяет здесь здоровье от нездоровья? Когда традиция из основы превращается в обузу? В.Путин: В обузу можно превратить всё что угодно, если действовать неаккуратно. Но я, когда говорю о здоровом консерватизме, всегда вспоминаю Николая Бердяева, которого я тоже уже неоднократно упоминал. Это наш выдающийся философ. Он, как известно, был изгнан из Советского Союза в 1922 году, но он человек, всем своим существом устремлённый в будущее. Он тоже был сторонником консерватизма. При этом он говорил, может быть, я не воспроизведу точно эту цитату, но тем не менее: консерватизм – это не то, что мешает идти вверх и вперёд, а то, что мешает идти назад и вниз, к хаосу. Вот если мы так будем воспринимать консерватизм, то это будет хорошим подспорьем для развития.Ф.Лукьянов: Я так понимаю, у нас не только консерватизм оптимистов, но и капитализм оптимистов строится. В.Путин: Вы знаете, мы должны строить социальное государство. Правда, и в Европе, особенно в Северной Европе, давно об этом говорят, что нужно строить социальное государство. Для нас это особенно важно, имея в виду разницу в доходах различных категорий граждан. Хотя это не только наша проблема, во всех ведущих экономиках мира, посмотрите, в тех же Штатах, в Европе – в Европе чуть поменьше, в Штатах побольше. Я уже об этом много говорил, основные преференции от того, что происходило в прошлые годы, всё-таки получила небольшая прослойка людей, которые и без того были богатые. Рост их богатства многократно увеличился по сравнению с тем, что пришлось на средний класс и на беднейшие слои населения. Там тоже эта проблема очень ярко смотрится. В Европе не так остро, но тем не менее это наблюдается.=============================Е.Шульман―Я помню, в одном из прошлых выпусков зритель спрашивал меня, каковы, по моему мнению, политологические взгляды нашего президента. М.Курников― Умеренный консерватизм. Е.Шульман― Вот. Умеренный консерватизм, он же умеренный консерватизм оптимистов. Е.Шульман― Хорошо. Что я там, собственно, вычитала. Ну, во-первых, утверждение о том, что по-прежнему единицей политического процесса является государство, и что представление о том, что государства отомрут и их сменят корпорации, либо наднациональные образования, не выдержали проверку временем. Точка зрения, вполне коррелирующая с целым рядом точек реальности. Это, что называется, отметим. То есть этот nation state, то есть национальные государства, суверенные государство, по-прежнему, по мнению нашего президента являются основным политическим актором. Консерватизм был обозначен как нечто не котивирующее непременно вот эту существующую реальность, а как не призыв замыкаться в собственной скорлупе, но как осторожное отношение к изменениям, потому что хрупкость окружающей реальности такова, что трогать ее надо осторожнее. М.Курников― Чуть помедленнее, кони. Е.Шульман― Да-да, что-то в этом роде. В связи с этим был провозглашен принцип «не навреди» и даже в его латинской форме, ноли Noli nocere – сказал наш президент. Noli nocere – это фраза, которая ассоциируется с клятвой Гиппократа, буквально это «нулевой вред», никакого вреда. То есть врачу и любому вмешивающемуся нужно помнить о том, что главное – вреда не принести. В качестве подтверждения того, как хрупка реальности и как надо с ней осторожно обращаться, были, естественно, приведены две наши любимые геополитические катастрофы, – это 1917-й и 1991 год. И надо сказать – опять же, в чем преимущество чтения перед слушанием – когда читаешь, то видишь, что там написано довольно внятно, что в эти две геополитические катастрофы внесли свой вклад неразумные силы с двух сторон: те, кто реакционеры, как было сказано, и реформаторы – неумеренные, неразумные, видимо, пессимистические консерваторы и не более их разумные реформаторы, которые хотели одного, а получился какой-то результат совершенно противоположный. Меня, кстати, что еще тут заинтересовало кроме того, что принцип золотой середины не может не радовать – это еще древние греки нам завещали как идеал человеческой добродетели, если только каждый эту золотую середину понимает в соответствии со своими вкусами. И то, что с точки зрения одного человека является умеренным серединным, с точки зрения другого является чрезвычайно радикальным. М.Курников― Экстремизмом. Е.Шульман― Сугубым экстремизмом или неумеренным охранительством или, я бы сказала, таким галопирующим опять же мракобесием. Так что это все во многом вопрос точки зрения, но сама позиция, по крайней мере, не агрессивная. Кстати, мне это несколько напомнило финал другого произведения, которое мы тут с вами обсуждали – одно время прогремевшей и немедленно забытой статьи Дмитрия Анатольевича Медведева. Почему? Потому что там было много страсти в начале, а заканчивалось всё это – опять же, если кто-то окончательно уже забыл, статья была посвящена украинскому вопросу – так вот закончилась она совершенно неожиданным призывом не делать ничего. А вот что же делать в этой ужасной ситуации? А ничего не делать. Вот в примерной степени, судя по всем, Дмитрий Анатольевич отразил какое-то умонастроение, которое, видимо, в тех кругах, в которых он вращается… М.Курников― Представим, как после Медведева останутся цитаты великих: «Что делать? Ничего не делать». Е.Шульман― Не делать ничего. Прекрасный совет для тех, кто в состоянии ему следовать. Вот эта самая Валдайская речь в некоторой степени проникнута тоже этим же пиетизмом, можно сказать. Вот реальность хрупка, мир меняется, и контуры этих изменений еще не до конца ясны. Начнешь чего-то делать – глядишь, тебе на голову оно и свалится. Работающее не чини и вообще «не стой под стрелой» и не суйся под движущийся механизм – вот какое-то такое. В принципе, для немолодых и не очень быстро развивающихся политических систем, наверное, такое умонастроение характерно, потому что даже если бы они захотели как-то удариться об пол и преобразоваться в нечто совершенно другое, что-то такое, быстроразвивающееся, что-то быстро растущее или наоборот, во что-то агрессивное и пожирающее все на своем пути, может быть, у них не особенно это бы и получилось. Одновременно с этим опять же вот то смутное ощущение, которое возникает от всего это комплекса высказываний – это смутное ощущение не вполне по моей прямой специальности, но тем не менее, не могу не поделиться этим – создается впечатление, что наши если не вообще отношения с внешним миром, но по крайней мере отношения с США, которые так важны необычайно для наших правящих элит, как-то осторожно стабилизируются. Не будем говорить – улучшаются. Это даже, наверное, будет, во-первых, непонятно, на чем основано, во-вторых, слишком радикально, а мы привыкли держаться золотой середины, по крайней мере, в рамках нашего эфира… М.Курников― Чувствуется дух Женевы, понимаете? Е.Шульман― Дух Женевы это называется. Хорошо. Был визит госсекретаря США, как-то без скандала обошлось. В это время никого не арестовали, не выслали, как бывало у нас с визитами зарубежных лидеров … На том же Валдайском форуме президент, отвечая на вопрос лауреата Нобелевской премии мира, сказал, что может быть, действительно, в законе об иностранных агентах, может быть, что-то и подкрутить. М.Курников― Правда, обнаружил специфическое знание и американского и российского закона. Е.Шульман― Специфическое, как обычно. Закону и американскому, и российскому мы с вами посвятили много эфирного времени и надеемся, что посвятили не зря, потому что какие-то обсуждения, видимо, каких-то изменений, аккуратно скажем, все-таки у нас произойдут, и надо этот момент не пропустить. Напоминаю про петицию. М.Курников― 200 тысяч нет? Е.Шульман― 200 тысяч нет, но там не хватает сущей мелочи. Поэтому, дорогие слушатели, если кто не подписался, подпишитесь. Нужно 200 тысяч, чтобы было с чего, что называется разговор-то начать. А там до 200 уже действительно всего ничего и осталось. Опять же многих удивило, что ближайшая пятница прошла без единого объявления иностранных агентов. Как же так? Во вторник – «Статус», в пятницу – иноагенты, почти уже такая добрая традиция. Хотя с другой стороны, если бы с такой частотой объявляли иностранных агентов, с которой выходит наша передача, не осталось бы уже живого. А президент наш полагает, что ковровых объявлений не существует. «Разве каждый второй, что ли?» – спросил он. Пока еще не каждый второй. Опять же, как до этого было сказано: «Еще многие ходят по улицам не арестованные». Далеко не все за решеткой, далеко не все иноагенты.Переходя теперь к той части, которая к нам более близка, чем внешняя политика, а именно к думской работе, скажем, что и там продолжает радовать нас в Государственной думе новой избранной, по-прежнему отсутствие комиссии по иностранному вмешательству. Мы говорили об этом в прошлом выпуске очень аккуратно, чтобы не привлечь ничьего излишнего внимания… Кстати, о комиссии по закрытым статьям бюджета. Бюджетный процесс, как вы, понимаете, в Государственной думе продолжается. 28 октября будет первое чтение. Министр финансов Силуанов ходит по всем фракциям. Комиссия по закрытым статьям бюджета – она так не называется, она называется как-то приятнее: «по расходам на безопасность и оборону» – рассматривает все больший и больший бюджет статей, потому что все больше и больше у нас закрывается. И кстати, имеет отношение к тому, о чем мы с вами говорили в прошлом выпуску, а если помните, вы удивлялись расхождению между расходами на национальную оборону, заложенную в бюджете и фактическими расходами – там в три раза была эта разница. М.Курников― А вот секретные статьи бюджета, их доверяют гражданским министрам хотя бы или нет? Чтобы они объясняли депутатам в этой комиссии. Они эти цифры хотя бы знают? Е.Шульман― Мы надеемся. Но мы не знаем, что там происходит, потому что это комиссия секретная. М.Курников― То есть вполне возможно, министр говорит: «Знаете, я вам принес кое-что. Но тут секрет. Принимайте так». Е.Шульман― Мы надеемся, что члены этой комиссии видят эти цифры. Опять же это уже 30% бюджета. Так вот расхождения в расходах на национальную оборону объясняются ровно тем, что мы видим цифру этих расходов – та, что в открытой части, а есть еще закрытая часть и там что-то, неизвестно что. Члены комиссии – это в основном депутаты в прошлом либо военнослужащие, либо сотрудники правоохранительных органов. Люди с допуском. Ну и вот два председателя комитета по бюджету и комитета по безопасности. Кстати, что интересно, обычно, как в комитетах, так и в комиссиях все фракции представлены. В комиссии по закрытым статьям бюджета не представлена фракция «Новые люди». Может быть пока, может быть какой-то недосмотр. Может быть, не нашлось среди них, 14-ти членов фракции никого, кому можно было бы доверить такую функцию, но вот все остальные четыре фракции есть, а этих пока еще нет. Что еще про бюджет хочется сказать. продолжаются в том числе публичные споры, уменьшаются расходы на здравоохранение или увеличиваются. Всякие разнообразные статистические хитрости применяются для того, чтобы это довольно тягостное впечатление перекрыть и сказать, что нет, это только так кажется, что формально статья уменьшается по объему, на самом деле может быть, в других статьях тоже есть расходы, имеющие отношение к здравоохранению. Не будем сейчас вступать в этот спор. Отметим просто обеспокоенность. Она совершенно естественна, учитывая, что происходит в стране с потребностью в медицинской помощи, представить, что эти статьи подвергаются сокращению, конечно, тяжело. Они подвергаются. Может быть, что-то есть, что компенсирует. Мы надеемся, это тоже увидим. М.Курников― Может быть, людей просто меньше становится и на душу населения цифры увеличиваются. Е.Шульман― Что-то как-то, видимо, мы подходим к 140 миллионам, все россияне. Если помните, у нас было и 145, и 142. Теперь мы уже по итогам последних двух лет, видимо, будем ближе к 140. Опять-таки нет какой-то сакральной цифры, которую обязано достигнуть наше население, иначе мы все провалимся сквозь землю. Как мы говорим обычно в наших эфирах, не статика, но динамика, не уровень, но тренд. Из хорошего про бюджет. С 1 января 22-го года повышается МРОТ – 12017 рублей. М.Курников― Поздравляю. Е.Шульман― Тут сейчас должны раздаться какие-то аплодисменты, видимо, в эфире. Потому что рост – это лучше, по крайней мере, чем падение. Что еще интересного. Дачную амнистию продлевают в очередной раз. Но это уже практически традиционно. Пенсионные накопления замораживают очередной раз – это тоже каждый год традиционно, насколько я понимаю, происходит. М.Курников― А почему это уже никого не ранит, и тихо происходит? Е.Шульман― А вот как-то привыкли. Опять-таки, когда повышение пенсионного возраста возникло, прямо было такое системообразующее политическое событие, повлияло на общественное мнение. Это же каждый год на самом деле происходит. Каждый год на полгода этот возраст повышается, но уже как-то привыкли. Как писал Достоевский, «Ко всему-то подлец-человек привыкает». Опять же вся ответственность за терминологию – на Федоре Михайловиче возлежит. Итак, 28 числа мы ждем первое чтение бюджета, посмотрим, как там фракции себя проявят. Потому что первое чтение, утверждение концепции – это такое политическое голосование в поддержку или не в поддержку этого правительственного варианта нашего развития. 9 ноября, тоже достаточно близко в думском плане стоит первое чтение проекта Клишаса – Крашенинникова об организации органов региональной власти. Называется непонятно. Но проект прославился тем, что он снимает ограничение на два срока для губернаторов. На самом деле там не только это. Мы упоминали о нем, когда он был только внесен. Мы попытаемся следить за его судьбой по мере продвижения в Государственной думе. Это большой, объемный документ, там много чего есть. М.Курников― Отметим, что редкость – региональный парламент взбрыкнул. Е.Шульман― Вот. Что тут начинает происходить? Интересные штуки. Парламент Татарстана прислал отрицательный отзыв. В рамках чего происходят отрицательные отзывы? 30 дней на рассылку от внесения до первого чтения, в правительство, в высшие суды, и в том числе в региональные собрания, которые свои отзывы присылают, если хотят. Это не влияет на решение палаты в том смысле, что если все пришлют отрицательные отзывы, это не помешает палате проголосовать за. М.Курников― Да. Сегодня Дмитрий Песков сказал: «Это всего лишь мнение». Е.Шульман― Да, он действительно прав, это всего лишь мнение. Более того, к мнению законодательного органа должно присоединиться правительство региона для того, чтобы это был полноценный… для учета мнения субъекта нужно, чтобы их было двое. Правительство Татарстана пока еще на эту тему не высказывалось. Высказывается недовольство пока неофициально через парламент, но через другие структуры, как Общественная палата региона недовольство высказывается в Якутии. М.Курников― А там чем недовольны? Е.Шульман― Якутия очень интересный регион с точки зрения их политических традиций, их политической культуры. И он оказался очень хорошо представлен в новой Думе: у них много депутатов. М.Курников― Причем от разных партий. Е.Шульман― От разных партий. Вот эта якутская группа, она заметная. Их собственный парламент тоже не спящий институт отнюдь. И даже такие структуры, как Общественная палата или молодежный парламент, которые во многих субъектах Федерации, не в обиду никому будет сказано, спят – в Якутии не спят. Чем недовольный субъекты? И видимых публично обсуждаемых положений проекта чаще всего отзывают это обнуление для губернаторов – это понятная вещь, и запрет называться президентами. Мне кажется, что сводить недовольство того же Татарстана только к этому неймингу, это немножко примитивизировать ситуацию. М.Курников― Но это все равно это показывать некоторые красные линии. Это ведь история символически важная для Татарстана. Е.Шульман― Да. Важность символов в политическом пространстве никогда не стоит преуменьшать. Но возражения касаются, если мы посмотрим на те самые отзывы, возражения касаются не только этого. Возражения касаются перечня предметов совместного ведения, то есть тех вопросов, для которых необходимо как согласие центра, так и согласие региона для принятия решений. Регионы, те национальные республики, которые мы называли, насколько можно понять, недовольны сокращением этого списка и его большей неопределенностью, размытостью формулировок. Для того, чтобы компенсировать региональным властям то, что у них забирает центр, им передается некоторое количество того, что было прерогативой властей местных, муниципальных. Но это опять-таки, судя по отзывам, не радует. М.Курников― Понятно, потому что муниципальная власть в принципе уничтожена и подчинена региональной, поэтому региональная здесь по факту ничего не получает нового. Е.Шульман― Во-первых, она не получает ничего особенно нового. Во-вторых, она не получается самое главное: никаких новых ресурсов, учитывая, что какие-то полномочия им все-таки передаются. Кстати, одна из вещей, которые не понравились Татарстану – это сокращение срока рассылки с 30 дней до 15. Вот тоже вещь, может быть, символическая, но, по-моему, совершенно абсурдная. Тут уж я могу сказать, что ни в каком искусственном ускорении наш законотворческий процесс не нуждается. Многие законопроекты хорошие и нужные сначала годами сидят в Думе, но не из-за того, что регионы недостаточно быстро дают на них ответы. Это, мне кажется, такое ущемление сколь нелепое, сколь и раздражающее. М.Курников― Абсолютный бред еще и потому, что многие законодательные собрания собираются раз в месяц, раз в два месяца, им придется собираться экстренно. Это бред. Е.Шульман― Из Государственной думы законопроекты поступают непрерывно. Поэтому смысл, целеполагание этой нормы для меня темен. М.Курников― Опять же напомним, что многие региональные депутаты не получают зарплаты. Это их общественная нагрузка, что называется. И если им придется собираться каждые две недели, это немножко другой коленкор. Е.Шульман― Пожалуй, да. Также в якутском случае не понравилось следующее – что решение недоверия как основания для снятия с должности – утрата доверия президентом для снятия должности губернатора не подкрепляется никакими аргументами. То есть лишение доверия – по причине? То есть в действующем законодательстве есть какие-то причины: конфликт интересов, коррупционные обвинения. А тут – ничего. Просто: утратил доверие. Вот проснулся президент с утра: «Не чувствую доверия к этому лидеру, как-то доверие потерял. Подпишу-ка я указ». Вот это как-то не очень понравилось. Передача права законодательной инициативы на региональном уровне прокурорам тоже не порадовало. Пишут, что на федеральном уровне у них такого нету, зачем должно быть на региональном? В общем, целый ряд претензий. Посмотрим, будут ли они оформлены действительно в отрицательное мнение или они могут остаться в случае с Якутией на уровне общественной палаты, либо действительно парламент тоже на это решится. Посмотрим, что будет в этой думе, в которой регионы несколько лучше представлены, чем это было в прошлом созыве, на что это все будет похоже. Ругают просто, кстати, за неряшливость, за то, что написано бездумно, путем копипаста, расплывчатые формулировки… Ну расплывчатые формулировки – это не небрежность, это намеренность, поскольку любая неопределенность, она дает конечному правоприменителю большую свободу. В оставшиеся нам мгновения упомянем еще два проекта, которые не дошли до Думы и находятся на сайте regulation.gov.ru. Это тот законопроект, который про блокировку счетов и тот, который про оружие. Про них одну вещь надо сказать. Когда мы говорили про оружие, это вторичное лицензирование. Мне потом писали представители оружейного сообщества, что я не понимаю их горькой судьбы, их положение еще хуже, чем даже я себе представляю. Но важно не то, что я понимаю или не понимаю, а важно, могут ли люди для защиты своих интересов сами объединиться. У нас сейчас по обоим проектам очень красивые картинки по соотношению лайков и дизлайков. В случае с оружием 10 лайков и полторы тысячи дизлайков. В случае с блокировкой счетов – 1 лайк и тоже 1,5 тысячи дизлайков – вот такое у нас соотношение. Напоминаю, что нужно еще и оставлять комментарии, отзывы – это тоже влияет на судьбу законопроекта. М.Курников― Мы продолжаем программу. И надо сказать, что не все еще Екатерина Михайловна вам поведала о сайте regulation.gov.ru. Е.Шульман― Не все еще в нашем событийном блоке исчерпано. Буквально одна деталь про наш любимый сайт regulation.gov.ru. Вы уже понял, как важно на нем проявлять свою гражданскую активность. Существуют исследования, мы на них ссылалась, которые связывают количество отрицательных отзывов и дизлайков с торможением, либо вовсе исчезновением с рассмотрения всяких законопроектов. Но видимо, чуя внезапную народную любовь, которая последнее время периодически обрушивается на этот ранее тихий сайт, там случилась интересная штука техническая. Там надо регистрироваться. Для того, чтобы вы могли лайкать и комментировать, там надо регистрироваться. Регистрироваться можно было через сайт Госуслуг. То есть вы свою госуслуговую личность, которая есть ваша наиболее полная и верифицированная государством личность, переводите туда и там уже резвитесь. Несколько уже недель эта функция не работает. То есть regulation.gov.ru отвязался от единой системы Госуслуг. И теперь не признает суверенитет Российской Федерации, а где-то сам пребывает в информационном пространстве. Если нас кто-нибудь слышит, то можно это пожалуйста, починить? Это не просто сайт в интернете, это государственная платформа. Она функционирует на основании российского законодательства. Почему она на хочет сообщаться с Госуслугами, нам это темно и непонятно.ПО ПОНЯТИЯМ М.Курников― Какое понятие у нас с вами? Е.Шульман― На примере того понятия, которое мы сейчас рассмотрим, будет, я думаю, ясно, чем отличается наша нынешняя рубрика от рубрики «Азбука». Тут комплекс явлений, который называется термином «аномия», о котором мы будем говорить, у нас упоминался, но чрезвычайно кратко и мимолетно в одном из ранних выпусков, где у нас была буква «А». Сейчас же мы с вами поговорим об аномии как о социальном явлении. Почему мы решили об этом поговорить? Во-первых, наш главный вдохновитель сегодня президент Российской Федерации про эти нравственные основы и ценности, которые держат общество вместе, тоже много в своей речи говорил. Аномия – это то явление, когда все скрепы разогнулись. Это греческое слово «аномия» – номос – это закон. То есть буквально это беззаконие. Но в социологии термин аномия употребляется не в смысле беззакония или анархии. Анархия может быть организационным следствием аномии, а в смысле скорее «безнормность». Что такое аномия? Термин этот изобретен и введен в научный оборот одним из тех людей, которые были у нас в рубрике «Отцы». Это Эмиль Дюркгейм, великий французский социолог, основатель современно социологии. Второй человек, который разрабатывал теорию аномии, тоже был у нас в «Отцах». Не поверите, это Роберт Мертон, если помните, американский социолог и отец Нобелевского лауреата по экономике. Такое было цветущее семейство. Дюркгейм понимал аномию как такую моральную болезнь, как он считал, характерную для конца века. Его наиболее пространное рассуждение об этом термине встречается его работе 1897 года, которая называется самоубийство. Если вы помните, когда мы с вами говорили о Дюркгейме, мы говорили о том, что он различал в социальном пространстве механическую солидарность и экономическую солидарность. Механическая солидарность – это взаимопомощь и взаимообщение людей по принципу их сходства: мы земляки, мы мужчины (или женщины), мы из одной деревни, мы родственники, поэтому мы помогаем друг другу. Это механическая солидарность. Опять же в ней нет ничего дурного, но она, по мнению Дюркгейма характерна для традиционного общества. Органическая солидарность – это солидарность по обществу интересов. Мы вместе делаем какое-то дело, которое для нас важно, поэтому мы друг другу помогаем. Мы филателисты, мы жители дома, который хотят снести, мы, академики, а тут другого академика обижает правоохранительная система, вот, мы, может быть, друг друга никогда не видали и не приходимся друг другу родней, мы начинаем какие-то совместные действия – это органическая солидарность. И ее Дюркгейм считал признаком посттрадиционного индустриального развитого общества. Так вот аномия – это явление при сломе этих общественных формаций, при переходе от общества традиционного к обществу посттрадиционному. То есть, как писал Лев Николаевич Толстой, «все переворотилось и только укладывается». Старые скрепы как-то разогнулись, новые скрепы еще толком не ложились.Кстати говоря, по Дюркгейму ситуацию аномии может происходить как тогда, когда нормы все распались – то, что у на по-русски называется вседозволенностью, так и в том случае, если нормы слишком жесткие и уже не соответствуют тому, как люди живут. Вообще, строго говоря, аномия – это не отсутствие понятия в том, что хорошо, что дурно, а расхождение между поведением и прежним представлением о нормальном. То есть у в всех нас есть поступки, которые не соответствуют социально одобряемой норме. Это само по себе общество не разрушает. Общество начинают разрушать, считают социологи, когда массовое поведение начинает явно противоречить тому, что декларируется как нормальное. Вот, между прочим, гораздо ближе к определению аномии будет не ситуация 90-х, которую, может быть, сейчас слушатели вспомнят, а ситуация поздней советской власти, когда все буквально говорили одно, а делали совершенно другое. Говорили публично одно, приватно говорили другое. Когда это расхождение между публичной персоной и твоей же персоной частной стало уже всем очевидно. М.Курников― То есть с одной стороны, ты говоришь, что борешься с коррупцией, а, с другой стороны, ты воруешь в это время. Е.Шульман― И это не просто ты один такой, а это все. И дальше начинается такое положение вещей, когда это уже не очень скрывается, потому что это невозможно скрыть. Вот это вот аномия. Опять же мы тут не для того изучаем всякие термины и понятия, чтобы непременно их прикладывать к каждой последней новости. Но помните, мы цитировали опросы о доверии к институтам и говорили о том, что у нас будет падение, снижение доверия ко всем институтам политическим, общественным, а вот в 20-м году рост, и это хорошо, это более здоровая ситуация. Так вот, когда появились результаты того же опроса за 21-й год, то пришлось нам признать, что то, что мы принимали за органическую солидарность, было приступом астмы, и у нас в 21— году опять все снизилось. То есть вот этот всплеск 20-го года был, видимо, ситуативным и действительно связанным с ковидом. В 21-м году, как мы видим, ковид никуда не делся, а солидарность куда-то подевалась. Я не хочу сказать, что наше общество именно находится в таком положении, но по сочетанию целого ряда социологических маркеров мы можем сказать, что тот комплекс не то чтобы ценностей – я уже боюсь этого слова «ценности», потому что их все употребляют в разном смысле: у Инглхарта одно, а у Путина другое под этим подразумевается, – но некоторый идеологический компендиум, которые декларируется в качестве правильного вот этим нашим публичным официальным дискурсом, перестает быть приемлемым для значительной части граждан, то есть он больше уже, видимо не принят большинством как нечто, что они признают хорошим, правильным, нужным и ценным. Вот целый ряд вещей, о которых мы говорили – мы говорили про крымское большинство, вот оно как-то у нас просело, как сугроб, который растаял; вот было доверие к президенту, оно тоже как-то покосилось и никак не выправляется. Это само по себе не признаки аномии. Ни Крым, ни президент не являются системообразующими ценностями, при всем уважении к ним. Но то, что что-то у нас, ненаучно скажу, как-то проседает, в отношении того, что само общество считает правильным – неправильным; приемлемым – неприемлемым; хорошим – и дурным – какая-то тут у нас смута, не смута, но неопределенность начинает ощущаться. Я понимаю, что я говорю, может быть, не очень внятные вещи, тот комплекс явлений, который мы пытаемся описать, не совсем раскладывается на цифры, хотя те социологические маркеры, о которых я говорила – эти уровни доверия, уровни социального оптимизма, те страхи, тревожности, безумный уровень тревожности, причем страхов по всем параметрам, совершенно не только медицинских, а и политических страхов, опасения государственных репрессий, ужесточение политического режима, преследование со стороны государства удивительно высок. В общем, какое-то нерадостное общественное состояние мы наблюдаем.======Какие выводы может почерпнуть из текста и рассказов В.Соловья терпеливый читатель? И не покажется ли ему вещей правдой то положение вещей, что, не далее как весной-летом 2022 года мы станем свидетелями удивительных метаморфоз с кланом ФСБ, что пришло время смены действующих лиц в третьем акте пьесы "Распад СССР". Что нас ожидает каждый волен додумывать сам. Вряд ли вы ждете райских кущ. Некоторые, слабые духом, уже влачат существование за пределами Среднерусской равнины, возможно с тайной завистью к оставшимся. А позволят ли они вернуться и припасть к родной земле, исцеляющей от хвори и страданий? Не будем гадать. Перечитайте предыдущий пост (и прослушайте). Вы верите словам, которыми потчевал вас ваш президент, особенно, глядя на дела рук его?Ему нужна стабильность, только так он может провести остаток жизни в радости и умиротворении, после стольких трудных лет по принуждению к молчанию своего народа. Не развитие, не улучшение, но стабильное состояние. Какое понятие за этим скрывается? У каждого свое. И выгоды или несчастья тоже свои.*