ПРЕДИСЛОВИЕ3.02.21 20:24 Комментарий официального представителя МИД России М.В.Захаровой в связи с присутствием представителей ряда посольств иностранных государств, аккредитованных в России, на судебном заседании в отношении А.А.НавальногоОбратили внимание на повышенный интерес со стороны иностранных дипломатов к судебному процессу над А.А.Навальным. По данным пресс-службы Симоновского суда, на заседании присутствовали представители дипмиссий 14 государств. При этом посольства Польши и Швейцарии прислали каждое сразу двух своих сотрудников. Заседание было открытым, российская сторона не препятствовала их присутствию. Хотели бы подчеркнуть, что правоприменительная практика в Россиив части допуска на судебные заседания иностранных дипломатов резко контрастирует с тем, с чем сталкиваются сотрудники наших посольств, когда заявляют о своем намерении посетить судебные процессы, причем с участием российских граждан. ЗАСЕДАНИЕВ. Соловей― Да, я вас слышу. Добрый вечер, Алексей Алексеевич! Добрый вечер, коллеги! Рад вас видеть и слышать.А. Венедиктов― Вот я хотел бы вас спросить вот что, Валерий Дмитриевич. Вас удивил сегодняшний день со всеми фиоритурами? В. Соловей― Вы знаете, это наблюдалось как триллер, буквально онлайн. И всё-таки интрига сохранялась до 18:00. В 18:00 уже было известно, какой срок дадут. В 18:00, а не в 20:30. А. Венедиктов― Почему? В. Соловей― Потому что уже в 18:00 было обнародовано Владимиром Владимировичем его решение относительно судьбы Алексея Навального. А. Венедиктов― Это где было? В. Соловей― В узком кругу. Причем в то время, как г-н Вайно настаивал на домашнем аресте, группа Патрушева настаивала на реальном сроке 3,5 года. Ну и с учетом 1 года, значит, получилось то, что получилось. 2 часа потребовалось для того, чтобы сосредоточить ОМОН в центре Москвы. А. Венедиктов― А скажите, пожалуйста, если говорить об аналитике, а не о фактуре, для вас что сегодня было неожиданно, Валерий Дмитриевич? Вот вы человек глубоко информированный, но вас удалось кому-то удивить? В. Соловей― Меня удивило то, что интрига длилась так долго. И мы с вами это, опять же, наблюдали. То, что это растянулась на долгое время, то, что мы ожидали получить результат где-то не позже 14:00, я бы так сказал, даже с переносом времени начала суда — и всё это растянулось. Это означает, что в режиме реального времени шло обсуждение, и шли люди (небольшая группа людей, сразу скажу), которые могут оказать влияние на принятие решений. Это было скрыто за кадром, но, в общем, мы с вами об этом догадывались. Мы можем это реконструировать. И как только мы с вами узнали (где-то в 18:20, если мне память не изменяет), что ОМОН начинает выдвигаться в центр Москвы, мы с вами уже легко могли предсказать, какое решение будет принято. Хотя давление… Еще раз подчеркну: были просьбы, были уговаривания, но было давление, оказанное со стороны ряда западных лидеров. Это давление носило беспрецедентный для России последних 20 лет характер.А. Венедиктов― Валерий Дмитриевич, у меня был вопрос о давлении: не как оно осуществлялось, а по какой тематике оно осуществлялось. В. Соловей― По тематике я бы сказал так. Были выкачены… Выкатить — какой глагол? Хорошо, угрозы. Были сформулированы угрозы (подчеркну: именно угрозы), которые касаются ближайшего окружения президента Путина. А. Нарышкин― Мы про санкции говорим? В. Соловей― Мы говорим именно о санкциях. А. Нарышкин― Простите, Валерий Дмитриевич, а куда там больше санкций-то уже вставлять, впендюривать? В. Соловей― Есть куда. Это мы с вами, как оптимисты — точнее, как пессимисты, полагаем, что дальше некуда. А оптимист всегда говорит, что есть куда. Есть куда опускаться. Дно еще ниже. И мы с вами это сейчас наблюдаем опять же.А. Нарышкин― Вот сейчас решение по посадке Навального — оно окончательное, или оно всё-таки подлежит какому-то осмыслению? В. Соловей― Отличный вопрос, Алексей! Еще есть апелляционная инстанция, и мы с вами увидим. Но апелляционная инстанция будет исходить всё-таки, я полагаю, исходя из воли высшего политического руководства, в чем мы с вами не сомневаемся, исходя из динамики ситуации. А. Венедиктов― В этой связи вы описали две группы. Группа, условно говоря, секретаря Совета безопасности и Сечина и группа штатских г-на Вайно. А где Путин-то сам? В. Соловей― Он сам принял решение, еще не выслушав их. Но он с удовольствием ожидал, как они к нему будут приходить и приводить аргументы. И я не исключаю, что если бы эти аргументы были крайне убедительны у одной из групп, то он бы их, конечно, принял в учет. Он всё-таки человек, который готов прислушаться к аргументам. Хотя всегда делает вид, что у него готовые решения. А. Венедиктов― А вот эта история с посещением иностранными дипломатами суда — российского суда над российским гражданином, и такая совсем нервная реакция (на мой взгляд, неадекватно нервная реакция) Министерства иностранных иностранных дел — она о чем свидетельствует? Это симптом чего? В. Соловей― Алексей Алексеевич, я полностью согласен с тем, что вы написали и сказали ранее о том, что даже в 30-е годы их приглашали, чтобы убедить мировую общественность, что это честный, непредвзятый и самый гуманный в мире суд. Как раз реакция была связана с тем, о чем я говорил несколько ранее — о том, что давление было оказано до этого. И их присутствие рассматривалось как продолжение (подчеркну: символическое продолжение) этого давления. И поэтому МИД так остро отреагировал. Тем паче, что, если я не ошибаюсь, сегодняшний разговор г-на Лаврова с министром иностранных дел Швеции начался именно с вопроса о Навальном. Тут более чем достаточно причин для того, чтобы взбелениться. А. Венедиктов― Насколько (это вопрос и вам, Валерий Дмитриевич, и моим коллегам Алексею Нарышкину и Юрию Кобаладзе) насколько сейчас действительно этот вопрос является занозой, гораздо более серьезной, может быть, чем даже «Северный поток»? Где имение, а где вода? Есть вечный разговор о правах человека, о незаконной судебной системе и прочее, а есть экономический интерес. В. Соловей― Знаете, я буквально до сегодняшнего дня был склонен полагать, что циничный экономический интерес, business as usual, и интересы стратегической стабильности (СНВ-3) всё-таки превосходят заинтересованность в судьбе Алексея Анатольевича Навального. Но вот именно сегодня у меня было личное основание убедиться в том, что, по крайней мере, эта чаша весов уже начинает колебаться.Я полагаю, что сейчас будет зависеть от динамики внутренней ситуации. Если условный Запад, консолидированный Запад наблюдает нарастающую динамику в Российской Федерации, то он может начать оказывать давление по этой линии — по линии защиты прав человека и тому подобным вещам. Если нет, то он просто отходит в сторонку, выказывает свою традиционную озабоченность. Ну и что ж? Если вы, русские, не заинтересованы в судьбе Навального, то как Запад может быть заинтересован более, чем вы? Мне кажется, это довольно разумный подход.А. Нарышкин― Какова вероятность, что сейчас посадка Навального простимулирует людей всё-таки выходить на улицу дополнительно, требуя его освобождения?В. Соловей― Конечно, простимулирует. В этом нет никаких сомнений. Но всё прояснится в ближайшие 2 недели. Насколько я знаю, Администрация президента исходит из того, что в 20-е числа февраля всё должно прекратиться. Прекратится или нет, мы не знаем. Я полагаю, что в любом случае эта динамика будет гораздо более успешной, если повестка будет расширяться. Возможно, не в феврале, а весной. Если будут добавлены мощные социальные требования, касающиеся как раз макарон. А. Нарышкин― Простите, пожалуйста, а кто их добавит? В. Соловей― Штаб Навального. Те, кто включатся в протест. Много людей, мне кажется, желающих включиться в протест и сделать его более эффективным. Алексей, с вашего позволения, я добавлю, что, мне кажется, главное в этой речи Навального было следующее — что народ имеет право не подчиняться незаконной власти. Это идея, лежавшая у истоков американской революции. Американской и французской. Я считаю, что это очень важная идея. В данном случае Навальный повторяет, я бы сказал, классику либерализма. Это принципиально важная идея. Это гораздо важнее макарон. Я надеюсь, что этот призыв будет услышан. А. Венедиктов― Валерий Дмитриевич, это новое в его позиции? В. Соловей― Я бы сказал, это новое в его обращении к обществу. И более того, поскольку мы сейчас обсуждаем коммуникацию, здесь важнее, что общество уже готово это услышать. Именно из его уст. Если бы сказал я, вы — ну да, группа интеллектуалов сказала бы: «Да-да, это очень резонно». Но здесь важно, что его услышит гораздо больше людей. И он сказал это именно в той речи, в которой это надо было произнести. А. Нарышкин― Екатерина Шульман в прошлом часе выступала в эфире. Она говорит, что срок 2 года и 8 месяцев для Навального аккуратно покрывает острый электоральный период, который нам всем предстоит пройти. Например, выборы в Госдуму и последствия этих выборов. Согласны? В. Соловей― Я думаю, что срок его может быть увеличен. Я здесь исхожу из самого пессимистического взгляда. Но у меня нет никаких сомнений, что полностью свой срок Алексей Анатольевич отбывать не будет. У меня в этом нет никаких сомнений. И дело не в апелляционной инстанции. Дело в том, что политическая ситуация в России радикально изменится. В этом сейчас нет уже никаких сомнений.А. Венедиктов― Кто придет на смену — Медведев или Патрушев? В. Соловей― Я думаю, что выбор в России всё-таки богаче двух этих, безусловно, влиятельных и крайне интересных джентльменов. А. Венедиктов― Но я же сказал с маленькой буквы. Валерий Дмитриевич, вы же поняли — я же с маленькой буквы. Кто придет — штатские или не штатские? В. Соловей― Придут штатские, но с очень большим пылом и потенциалом. Те, кого называют третьей силой. Совершенно неожиданные персонажи.А. Венедиктов― Из Политбюро? В. Соловей― Нет, я думаю, что они появятся откуда-то сбоку. Буквально откуда-то сбоку. А. Венедиктов― Но кто? Губернаторы? Уровень-то откуда? В. Соловей― Нет, не губернаторы. Вы знаете, я бы сделал ставку на тех, кто сейчас особо не виден. Я бы сделал ставку на освобождение Алексея Навального. Причем освобождение в результате народного возмущения. Я вполне серьезно. На штурм Бастилии — вплоть до этого. Я в данном случае говорю не о штурме «Матросской тишины» в прямом смысле слова. А. Нарышкин― У нас Бастилии нет. В. Соловей― У нас есть бастионы, которые покруче Бастилии. Вы же прекрасно об этом знаете. А. Венедиктов― Центробанк, например. В. Соловей― Например, Центробанк. А. Нарышкин― Вы насоветуйте здесь, подождите. В. Соловей― Кстати, хочу сказать, что для возникновения такой динамики усилия будут прилагать сама власть, а не оппозиция, не сторонники Алексея Анатольевича. Всё, что в России происходит, делается усилиями самой власти в первую очередь. И вопрос в том, чтобы использовать те импульсы, которые она дает. А. Венедиктов― Последний вопрос перед новостями. Собственно, индивидуальная судьба Алексея Навального, лидера протеста, или Юлии Навальной, если вы как-то рассматриваете эту историю — какое она имеет значение для будущего? В. Соловей― Колоссальное значение. Я не могу судить о будущем собственно Алексея Навального. То есть, скажем, в категориях станет он президентом или нет. Но то, что он стал триггером той динамики, которая сейчас формируется в России — это только начало. У меня нет никакого сомнения. И эта динамика преобразует всю страну. В данном случае важно не имя, а важна фамилия. Юлия Навальная обладает, с моей точки зрения, значительным политическим потенциалом. Не меньше, чем потенциал Тихановской. Гораздо больше. А. Венедиктов― Откуда же? В. Соловей― Оттуда, что помните, как в анекдоте — «за брата он как отомстил!». Вот за мужа она отомстит похлеще, чем Владимир Ильич Ульянов. А. Венедиктов― Валерий Дмитриевич Соловей был у нас в эфире. Спасибо большое, Валерий Дмитриевич, что согласились выйти. В. Соловей― Спасибо, коллеги! ==================================================================Если вам стало немного грустно от прочитанного, Ж-Люк Понти вам поднимет настроение-