Сечин. Дело пахнет керосином …Весна 2006 года для ЮКОСа выдалась наиболее тяжелой. Компания еще существовала, но она уже была «Титаником» в стадии полупогружения в океан. Арбитражный суд ввел в ЮКОСе процедуру банкротства и назначил там близкого «Роснефти» временного управляющего Эдуарда Ребгуна. Основное руководство сидело, сотрудников среднего звена арестовывали, люди увольнялись, кто мог себе позволить — уезжали из страны. Некоторые сотрудники в компании еще оставались, но основное рабочее время проводили не в офисах, а на допросах в Генпрокуратуре. Да и в сами офисы ЮКОСа, как к себе на работу, с обысками то и дело наведывались сотрудники Генпрокуратуры во главе со следователем Татьяной Русановой, любившей изучать таблички на кабинетах со словами: «О, а ктой-то здесь у нас такой сидит?» Давно не сидевший ни в одном кабинете ЮКОСа Алексанян, ведая или не ведая, в тот момент сам добровольно лез в петлю. В начале 2006 года ему пришла в голову идея, которая привела всех его знакомых и друзей в крайнее замешательство. Он решил занять пост исполнительного вице-президента ЮКОСа и тем самым, как он распланировал, попытаться грамотными шагами юриста все же спасти компанию от уничтожения. Не то чтобы кто-то из друзей и коллег сомневался в его профессионализме, энергии и таланте. „Скорее всего, компанию он бы смог спасти, но при одном условии — если бы события разворачивались в стране, где суд как институт права все же работает, а оппоненты играют по правилам. Но оппоненты были с какими-то неприлично бандитскими повадками, а суд постепенно переставал существовать. И вроде бы всем это уже было очевидно. Кроме почему-то Василия. — Вася, да ты офигел, — прямо говорил ему Антон Дрель и советовал уезжать из страны. Но Алексанян никуда уезжать не собирался, жизнь в эмиграции он для себя не представлял. Он уже ненадолго, в 2003-м, после ареста руководства, уезжал в Лондон, когда ему сказали, что лично над ним тоже нависла угроза. Но через два месяца вернулся, сказав друзьям, что «это не мое» и «там скучно». Еще бы — без привычного окружения, без родителей и интересной работы. Но окружение и работа на родине стремительными темпами подвергались судьбоносным изменениям. Что оставалось неизменным, так это характер Алексаняна: если он что-то вбивал себе в голову, переубедить его было нереально. Нарастающие как снежный ком проблемы у компании, аресты, эмиграции, «Байкалфинансгрупп» (этот шулерский аукцион, устроенный «Роснефтью» с целью отъема основной нефтедобывающей компании ЮКОСа — «Юганскнефтегаза»), вызовы на допросы его самого — все это Алексаняна ни разу вплоть до ареста не отрезвляло. Им двигало желание ввязаться в борьбу, отстоять ЮКОС и его сотрудников. Еще в 2003-м, вернувшись из той вынужденной «скучной» ссылки, он первым делом попросит взять его в команду защитников Платона Лебедева, затем положит адвокатский ордер и в дело МБХ. И когда ему говорили «уезжай», он не понимал: как — все взять и бросить? Как можно позволить шпане все растащить? Как можно загубить лучший корпоративный юридический департамент? Дрель говорит, что Василий был тогда настроен по-боевому. Ему хотелось воевать и побеждать. Ну и чего лукавить — Алексаняну одновременно хотелось и поруководить ЮКОСом. Корону к тому времени поправлять на его голове было уже некому. В тот период он с энтузиазмом рассказывал друзьям про Олега Дерипаску, с которым встретился и который вроде как выразил интерес поучаствовать в банкротстве ЮКОСа, что, по мнению Алексаняна, как-то могло помочь спасти компанию. У Алексаняна была в голове своя конспирологическая версия: Дерипаска — член семьи Ельцина (на тот момент), а если Семья вписывается, то все сложится благополучно. «Не то чтобы Вася на это сильно надеялся, — отмечает Дрель. — Для него был важен сам факт того, что он пришел к человеку такого ранга, как Дерипаска, и что этот человек сказал: «Мне интересно, давайте обговорим условия сотрудничества». Вася считал, что если Дерипаска сразу его не отверг, значит, он подписался на то, чтобы как-то облегчить участь ЮКОСа. **** Я уверен, он Васе ничего не обещал. Дерипаске, видимо, было просто любопытно посмотреть, что из этого выйдет». Из этого ничего не вышло. «Поскольку Вася сам парень честный, то он верит, что и другие — люди порядочные. Он просил гарантии, Дерипаска ему подтвердил, что гарантии на самом верху взяты. Я априори не поверил бы Дерипаске, — говорит Леонид Невзлин. — А Вася был другой человек. Он реально считал людей изначально хорошими. А тут были реально плохие люди. И они его подставили. Я не говорю, что Дерипаска хотел, чтобы Алексанян в тюрьму попал. Думаю, он просто хотел ЮКОС, и ему было, по большому счету, пофигу, с кем он ведет переговоры, — Алексанян, не Алексанян. Ничего личного». В тот период у друзей Василия в мыслях (и не в мыслях тоже) крутилось много непарламентской лексики, когда они слушали одну за другой его идеи. Только вот сам он никого не слушал, хотя зачем-то советовался. Главная идея Алексаняна заключалась в изменении структуры управления ЮКОСом. Менять эту структуру было необходимо. К тому моменту руководство «дочки» ЮКОСа — ЗАО «ЮКОС-РМ» — (которая, напомню, управляла производственными активами всего холдинга) отказалось подчиняться лондонскому офису и не скрывало своей лояльности к «Роснефти», де-факто и инициировавшей банкротство компании. Алексанян хотел упростить структуру ЮКОСа так, чтобы это позволило исполнять решения лондонского офиса, минуя вышедших из-под контроля и перешедших на сторону «Роснефти» «дочек».«Я не знаю, честно говоря, как можно было быть уверенным в том, что тебе удастся это сделать в ситуации, когда ЮКОС уже прибрали к рукам и заранее поделили? Неужели он не понимал? — задается вопросом Павел Ивлев. — Ну очевидно было, что ареста при таком раскладе не избежишь. Ну как? Тебя хотят посадить в течение двух лет, но ты все соскальзываешь, тебе удается аккуратно обходить углы, ты остаешься на свободе… К моменту его ареста все, кто хотел и успел, уехали, Свету Бахмину, которая была гораздо ниже рангом Васи в юридической службе, посадили. И тут он, который ушел из ЮКОСа раньше всех, решил вернуться и спасти компанию… Не знаю, может быть, Вася считал, что ему удастся что-то такое немыслимое сделать, как-то разрулить ситуацию. Хотя было очевидно, что шансов у него нет. Но это такой характер — Васин. Он был морально очень сильный человек. Я мало таких встречал — решительных, смелых, которые знают, что они делают. Все, что он делал, он делал осознанно. Он мог при этом ошибаться, безусловно, но если что-то решил — все, точка, это невозможно изменить. Вася — человек, который всегда рисковал. Всю свою жизнь брал на себя риски, которые многие люди, включая меня, не готовы были брать». Всю зиму и весну 2006 года, вплоть до самого ареста, Алексанян проводил вечера дома у Рудольфа Мхитаряна (однокурсника и бывшего подчиненного по юридическому управлению ЮКОСа. — Ред. ), и каждый раз там велись одни и те же диалоги. „— Вася, идея с твоим исполнительным вице-президентством прекрасная, но нас тут же арестуют, — говорил Мхитарян, которого в те дни то и дело вызывала на допросы следователь Русанова. — Да нет, мы найдем ходы, выходы… — куря, запальчиво отвечал Алексанян, которого походы в Генпрокуратуру, казалось, только раззадоривали. — Там Сечин, Вася. У тебя есть ходы-выходы ближе, чем у Сечина к Путину? — Да нет… Но ты не понимаешь. Вот сейчас мы им покажем… — Вася, дело пахнет керосином. Я чувствую. Василий Алексанян (слева) после приезда из Гарварда и Рудольф Мхитарян (справа). Фото из личного архива Рудольфа МхитарянаНо Алексанян, казалось бы, опасности не ощущал абсолютно. И его однокурсник Мхитарян только вздыхал. Вздыхает теперь в разговоре со мной и Армен Микаэлян (директор армянской структуры ЮКОСа — компании Yukos CIS Investment. — Ред. ): «Он в тот момент готов был чуть ли не в драку лезть. У него такая натура была всегда — и когда он учился на юрфаке, и когда были золотые годы в ЮКОСе, и когда у него не было никаких проблем, и когда проблемы наступили. Он был такой боевой дворовый парень, который чувствует ответственность за весь двор. И когда чужаки приходят, то этот парень отстаивает интересы своего двора. Вот и Вася. Когда чужаки ворвались в его компанию, он стал ее защищать. Для него было неважно, кто перед ним. Против Сечина и силовиков Вася пошел с таким же напором, как дворовый мальчишка против шпаны». Решительность оппонентов и риск вступать с ними в открытую и демонстративную конфронтацию тогда отчетливо сознавали не только друзья Алексаняна. Абсурд, но относительно здраво в тот предарестный его период вели себя даже следователи. На одном из допросов в марте 2006-го Русанова посоветует Алексаняну «держаться подальше» от ЮКОСа. Когда тот ответит, что от должности вице-президента отказываться не намерен, она произнесет: «Впервые вижу человека, который добровольно идет в тюрьму». „«Не, ну слушай, если меня закроют, это ж тогда всем будет понятно, какое это предвзятое преследование и что «они» просто хотят забрать себе ЮКОС», — говорил он Антону Дрелю. Антон молчал. Действительно, что на это еще ответишь. Короче, Алексаняна было не остановить. По драматургии укоренившейся на тот момент российской действительности он уже должен был находиться в СИЗО. На плаву его какое-то время держал статус адвоката. Но недолго. Этот статус никому никогда в нашей стране еще не помогал. Адвокатов как сажали, так и сажают, и часто — тех, кто представляет крупный бизнес и мешает его грабить.Алексаняном, конечно, руководили и чисто мальчишеские амбиции, и желание внешнего уважения, которого, как ему казалось, он так и не дождался от МБХ, и, наконец, желание после истории с «Сибнефтью», когда в объединенной компании он терял должность главного юриста, доказать свою значимость. «Я докажу МБХ, кого он должен был оставлять в компании, а кого убирать», — буквально говорил он Рудольфу Мхитаряну. «Сибнефть», из-за которой Василий вынужден был покинуть ЮКОС, еще долго сидела в нем болезненной занозой. Ходорковский говорит мне сегодня, что ничего в той ситуации перед сделкой обещать Алексаняну не мог. Под вопросом оставалась не только должность главного юриста, не понятно до конца было, кто возглавит объединенную структуру. — Если рассуждать логически: сделка с «Сибнефтью» не могла не вызывать у Василия определенных переживаний. Было понятно, что произойдет массовая замена людей на разных постах, в том числе, возможно, в юридическом управлении. И он наверняка переживал, сможет ли сохранить свою позицию. Я этого ему гарантировать, естественно, не мог — я не знал, какая будет конфигурация сделки в целом. Все-таки, извините, но даже пост председателя компании являлся разменной монетой. А уж пост начальника юридического управления — ну это вообще за пределами каких бы то ни было серьезных обсуждений, — отмечает Ходорковский.Да и момент, когда Алексанян так рвался доказать ему свою нужность, выдался совсем неудачным — над МБХ висело второе дело, а сам он глубоко и надолго погружался в новую и непривычную для себя реальность — на зоне, да еще в Забайкалье.Алексаняну было уже не 18 и даже не 25. Ему было 34. Но им по-прежнему двигали юношеский максимализм и тщеславие. Не каждому дано. Он чувствовал себя бойцом в ситуации, когда одни сотрудники испугались и уехали (их он считал предателями, о чем рассказ позже), а другие оказались в заложниках в тюрьме. Друзья говорят, что донкихотства в нем было хоть отбавляй. И этим он их порой просто бесил. Из каких таких недр он черпал этот дичайший максимализм, никому было неведомо. Статус исполнительного вице-президента ЮКОСа давал широкие полномочия: Алексанян в свои 34 мог чисто теоретически заменить самого Ходорковского. Сам МБХ считает, что поход Алексаняна в ЮКОС был обречен. «Думаю, для Василия с точки зрения его личных, внутренних амбиций было, конечно, важно в какой-то момент стать председателем или президентом компании. Это вот ну просто «песец» как круто для него было, — говорит МБХ. — Стать пусть даже на тонущем корабле, но капитаном. Это вот именно такая затмевающая опасность мальчишеская амбиция… По поводу того, занимать ему или не занимать должность исполнительного вице-президента ЮКОСа, он со мной советовался. Я уже сидел. Ко мне в СИЗО приходил адвокат Антон Дрель, его давний знакомый, сказал, что вот Василий спрашивает: становиться или нет? Я вообще как последовательный либерал обычно людям однозначных рекомендаций о том, что им делать со своей собственной жизнью, не даю. Делюсь какими-то своими размышлениями, а выбор они делают сами. Каждый человек — хозяин своей судьбы. Но в данном конкретном случае я был настолько убежден, что этого делать ни в коем случае не надо, что очень четко это озвучил для передачи Василию. „На тот момент было уже понятно: любого, кто попытается поставить барьер между собственностью и алчным Игорем Иванычем (Сечиным. — Ред. ), просто снесут. Мне казалось, это всем было очевидно. Искренне ли Василий этого не понимал? Не знаю. Он с кем-то вел какие-то переговоры, и ему пообещали поддержку. Я в эту поддержку не верил, потому что уже понимал соотношение сил на арене. А он поверил. Хотя процесс принятия решений уже прошел. Началось раздербанивание ЮКОСа. И я убежден, что его арест — это исключительно сечинская инициатива. Путин к тому моменту уже передал «дело ЮКОСа» Сечину. И тот уже дальше наверху отмашки не спрашивал». К весне 2006-го работа московского офиса ЮКОСа была парализована. В конце марта начался арбитражный процесс по банкротству компании. К тому моменту Алексанян уже принял решение занять должность исполнительного вице-президента ЮКОСа. Юруправление подготовило бумаги для подписания. У Мхитаряна до сих пор хранятся оригиналы о назначении… 1 апреля кандидатуру Алексаняна одобрил совет директоров. Через несколько дней он соберет пресс-конференцию, на которой сообщит о планах по спасению компании. Говорят, это окончательно взбесило Сечина.«Надо просто знать Васин нрав, образ и стиль, — вспоминает те дни Антон Дрель. — Он, заняв должность, сразу пришел к тогдашним менеджерам в ЮКОСе, кто сотрудничал с «Роснефтью», к тому же Ребгуну, и прямо заявил: «Значит, так. Я не против банкротства, но оно должно проходить в интересах всех акционеров ЮКОСа. Будете воровать — ответите». Еще Вася сел в кабинете Ходорковского. Имидж-то надо поддерживать! Говорят, что когда все это передали в Кремль, там рявкнули: «Да вы охренели вообще?! Пресечь». Закрыть Васю — это была, конечно же, прямая команда Сечина. Уверен на 200%». Незадолго до задержания Алексанян встречался с Дрелем в кафе и как бы между делом обмолвился: «Меня на допрос вызывают, че-то все это стремно». «Давай, вали», — привычно ответил Антон. «Никуда не поеду, — привычно ответил Василий, — они меня пугают. Если бы захотели арестовать, уже давно бы это сделали». Дрель: «Я слушал его и думал: ну, с другой стороны, меня тоже вроде как вызывали на допрос, и обошлось. Может, правда, они его пугают. Ведь мы же с ним проскочили через аресты в 2003–2004 годах. Может, и сейчас проскочим. Вспоминаю свой 2003–2004 год: мне тогда девушки в самолетах, с которыми я знакомился, комплименты делали: «Какой вы смелый, Антон, что не уезжаете». Сейчас понимаю: я был не смелый, а глупый. Совсем глупый. Мне просто повезло. И Васе повезло в 2003-м. А в 2006-м уже не повезло». …Антон Дрель сидел вечером 5 апреля в кафе с французской журналисткой Дельфин Тувено. Она писала для «Франс-Пресс» заметку про Краснокаменск и Харп, куда этапировали Ходорковского и Лебедева. Антон рассказывал о быте и нравах этих мест, когда на мобильный раздался звонок от Алексаняна: «У меня дома обыск. Что ты думаешь об этом?» Антону очень хотелось обрушиться на друга матом, но при даме пришлось сдержаться: «Вась, ну мы вчера с тобой встречались и говорили. Что я думаю, ты знаешь, — вали!» — «Ну ладно, ладно…»До его задержания оставались сутки. Ему в течение этих часов позвонит председатель совета директоров ЮКОСа Виктор Геращенко и скажет: «Парень, держись, мы должны победить». Они не победят. События после. Однокурсник Шувалов 4 октября 2011 года, на следующий день после смерти Василия Алексаняна, в Чикаго проходило ежегодное заседание Американо-Российского делового совета. На нем в качестве гостя вместе с семьей — женой Ольгой и старшим сыном Женей — присутствовал российский инвестиционный омбудсмен, первый вице-премьер Игорь Шувалов, в прошлом — друг и однокурсник Алексаняна. Вместе с остальными выступающими Шувалов сидел в президиуме. Конференция шла по накатанной колее: участники вяло обсуждали кризис, перспективы мировой экономики, перезагрузку отношений США и России, Шувалов много говорил про «борьбу с коррупцией». Он находился в отличном настроении и восхищался городом, в котором не был 20 лет. Вдруг среди слушателей он увидел однокурсника, юриста Павла Ивлева, сотрудничавшего с ЮКОСом и вынужденного бежать из страны вместе с семьей, опасаясь уголовного преследования. Когда-то они крепко дружили: Василий, Игорь, Павел… Ивлеву как юристу даже пришлось плотно работать на семью Шуваловых до 2007 года. Теперь Павел поднялся с места и, заметно волнуясь, при всех обратился к вице-премьеру с вопросом: «С коррупцией, конечно, хорошо бороться… Но как насчет компании ЮКОС, которую уничтожило российское государство? Это самая что ни на есть коррупция. При этом уничтожили не только компанию. Буквально вчера в Москве умер наш с вами близкий товарищ Василий Алексанян, юрист ЮКОСа. Он стал одной из жертв этого беззакония. Что вы об этом думаете? Что собираетесь делать лично для борьбы с пандемической коррупцией, которая распространилась по всей стране?». Шувалов смазанно и растерянно заметил, что ему «жаль нашего друга», а дальше озвучил стандартный пассаж, произносимый им на всевозможных экономических и деловых форумах, когда его спрашивали о «деле ЮКОСа»: компания использовала незаконные налоговые схемы и транзакции, и потому в правильности преследования компании в уголовном порядке он, Шувалов, не сомневается… …Студентом юрфака Шувалов часто проводил вечера в доме родителей своего однокурсника и друга-балагура Васи Алексаняна. Они были чем-то похожи: оба видные, высокие, способные, оба учились в одной спецгруппе на кафедре международного права юрфака МГУ, что по тем временам было неописуемо круто. Дружили, хоть внутренне были разные: Шувалов всегда организован, собран и деловит, Алексанян хулиганист и раскован. В квартире Алексанянов на улице 26 Бакинских Комиссаров порой собиралось по 20–30 студентов, включая и Игоря Шувалова. Всех родители Васи принимали по-армянски хлебосольно. Когда спустя 13–15 лет в эту семью придет беда, средний сын попадет в тюрьму и окажется там на краю могилы из-за отказов в лечении, когда всем и вся будет очевидно, что не лечат его специально, — бывший однокурсник и друг Васи Игорь Шувалов, к тому моменту уже крупный чиновник, в семью эту ни разу не придет и даже не позвонит родителям-старикам.Никто не обязан быть героем, в том числе Шувалов, на момент описываемых событий работавший помощником президента России, считавшийся либеральным продвинутым чиновником и представлявший Россию в G8, где, среди прочего, делал те самые заявления о законности и правильности «дела ЮКОСа». Это была его работа. Ну а то, что в тот момент его бывший друг, как раз работавший в этом самом ЮКОСе и еще не приговоренный ни к какому наказанию, умирал в тюрьме, лишенный лекарств, — ну это просто жизнь, что тут поделаешь, скажут многие. Игорь Шувалов не обязан был быть героем, и так совпало по иронии судьбы, что в тот момент ему как раз надо было привлекать инвесторов в страну, где предпринимателей сажают пачками и часто издеваются и убивают их в тюрьмах… Делал ли Шувалов какие-то непубличные шаги, чтобы как-то помочь Василию — никто не знает. Известно лишь, что в 2004 году Шувалов помог вытащить из СИЗО свою знакомую Елену Аграновскую, юристку «АЛМ Фельдманс» (бюро, сотрудничавшего с ЮКОСом). После 2004 года про его помощь никто не слышал. Я, конечно, хотела у него самого об этом узнать. Но Игорь Шувалов не ответил на мой официальный запрос об интервью. Помогло бы как-то Алексаняну, которого убивали в тюрьме, заступничество его высокопоставленного однокурсника Шувалова? Ведь «дело ЮКОСа» было отдано на откуп Сечину… А Шувалов бы сам не пострадал? В любом случае, одно очевидно: карьера и блага, которые режим позволил тебе иметь, — вот от них очень трудно отказаться. Может, наверное, охватить ужас, если представишь, что вдруг не будет ни этих квартир и домов, ни этих миллионов, ни этих самолетов, всей этой роскошной жизни… В 2012 году Игорю Шувалову пришлось пережить много неприятных минут. Вокруг его имени разгорелся громкий коррупционный скандал: в американские деловые СМИ попадет информация о том, как за 20 лет карьеры чиновника он успешно сочетал высокие должности в администрации президента и правительстве с бизнесом. Сделки на миллионы долларов им заключались с такими фигурантами списка Forbes, как Усманов, Абрамович, Керимов и другие… Офшоры, займы, сомнительные схемы и транзакции — все то, в чем он обвинял ЮКОС. Особых опровержений не было. И очень быстро стало понятно, от кого могла пойти эта утечка. Юрист Павел Ивлев еще с конца 90-х вел дела четы Шуваловых и управлял их банковскими счетами. Кому, как не ему, были известны детали и подробности всех сделок вице-премьера. Многие даже из соратников Ивлева назвали слив информации о бизнесе Шувалова нарушением адвокатской этики. С ним, например, перестала работать семья МБХ: Ивлев был лишен возможности участвовать в деятельности созданного совместно с Павлом Ходорковским Института современной России. Ивлев не то чтобы активно, но от своей роли в сливе компромата открещивался. В выпущенном тогда заявлении юрист отмечал, что от ведения дел семьи Шуваловых отошел в 2007 году, к тому моменту вполне осознав нелегитимность их операций. Еще Ивлев писал, что Шуваловы не были как таковыми его доверителями и официального соглашения об оказании юридической помощи между ними не заключалось, так что никакой этики он не нарушал. А если бы соглашение и заключалось, то Кодекс профессиональной этики адвоката гласит, что «закон и нравственность в профессии выше воли доверителя». Понятно, что договаривались Шувалов и Ивлев когда-то устно, как друзья. Устные договоренности тоже нарушать некрасиво, тем более если ты получал за такую работу деньги. Но к 2012 году пути Ивлева и Шувалова разошлись столь кардинально, что на одну подлость (равнодушие бывшего друга, когда другой друг умирал в СИЗО) пришлось отвечать другой подлостью, но не столь смертельной — компроматом. Когда я озвучиваю Павлу это мое толкование его действий, он снова отказывается что-либо комментировать на этот счет, говоря, что не хочет «выплескивать тему» Шувалова в публичное пространство. Но я, зная Павла не первый год, его характер, принципы, эмоциональность, уверена, что этот слив был в первую очередь его своеобразной пощечиной Шувалову за Алексаняна. Да, Шувалов лично не удерживал бывшего однокурсника в тюрьме без лекарств. Но он продолжал работать на власть, которая это охотно делала. И продолжал делать заявления о правильности «дела ЮКОСа» и необходимости «борьбы с коррупцией». При этом, будучи госслужащим, зарабатывал миллиарды на не совсем прозрачных сделках. Ивлев «дал по морде» не только за Василия, но и за двуличие, показав, кто на самом деле реальные коррупционеры в России. Да, как юрист Ивлев не имел права сливать информацию своего бывшего клиента — он нарушил адвокатскую этику, хоть и не был связан официальным соглашением с этим клиентом. Но чисто по-человечески мне в этой истории Ивлев ближе. Павел снова молчит, когда я ему озвучиваю свое видение тех событий. Но вдруг замечает: смерть Василия стала водоразделом в его отношениях со многими, не только с Шуваловым: — Да, мы с Игорем были друзьями. Причем близкими. Но у меня был еще один друг — Вася. Его смерть сыграла роль триггера, спускового крючка. После истории с Васей лично для меня стало невозможно многое. Все стало однозначнее. Тогда, вечером 4 октября 2011 года в Чикаго, после публичного диалога на круглом столе Ивлев и Шувалов выпьют в номере гостиницы. Павел не хочет раскрывать суть их беседы. Просто говорит: «Посидели, выпили понемножку и распрощались. Это сложная тема. О ней отдельно надо говорить. Я не хочу». Скорее всего, ему тогда стало понятно, что Шувалова смерть Алексаняна нисколько не изменила и что в целом позиция бывшего друга не изменится никогда. Хотя друг этот прекрасно понимает и происходящее в стране, и причины «дела ЮКОСа», но будет продолжать служить этому режиму, оставаясь его неотъемлемой частью. После этого октябрьского вечера в Чикаго Ивлев и Шувалов больше никогда не увидятся. Никто не обязан быть героем. Но даже у тех, кто не обязан, все равно всегда есть выбор. Выбор Алексаняна при всех его амбициях и ребяческом максимализме был таким: остаться, бороться за компанию и обречь себя на тюрьму и пытки, но не предать. Выбор Ивлева — уехать, но продолжать борьбу за компанию и сотрудников из эмиграции. Выбор Шувалова — тратить десятки миллионов рублей в год на перелеты собак корги на частном самолете на международные выставки, скупать недвижимость в России и за рубежом, приглашать для проектирования своего поместья в Подмосковье итальянских архитекторов, рассуждать о причинах бедности в России и обещать искоренить коррупцию. Каждый выбирает по себе. ==========================Список госслужащих, участвовавших в преследовании Василия Алексаняна Приведем фрагмент заседания в ВС:«22 ноября 2006 года прокуратуре стало понятно, что с Алексаняном проблемы (к 22 ноября была готова судебно-медицинская экспертиза, которую ВИЧ — инфицированному Алексаняну делали беспрецедентно долго — три месяца) Потому что болезнь единственная имеет юридическое определение в законе – смертельное, неизлечимое заболевание. Это приговор, который нельзя обжаловать. Смерть не обжалуется. Я готов за каждое свое слово ответить, что я сейчас произнесу. Тогда предварительное следствие находилось полностью под контролем прокуратуры. И что происходит? 28 декабря 2006 года меня под предлогом ознакомления с какими-то материалами вывозят в здание Генеральной прокуратуры. Я объясняю, почему я до сих пор в тюрьме, и для чего я сижу, умирая здесь. И следователь Каримов Салават Кунакбаевич лично, как оказалось, тогда он только готовил новые абсурдные обвинения против Ходорковского и Лебедева, предлагает мне сделку. Адвокаты здесь присутствуют. При них меня привели к нему, нас оставили одних. Он мне сказал: руководство Генеральной прокуратуры понимает, что вам необходимо лечиться, может быть, даже не в России, у вас тяжелая ситуация. Нам, говорит, необходимы ваши показания, потому что мы не можем подтвердить те обвинения, которые мы выдвигаем против Ходорковского и Лебедева. Если вы дадите показания, устраивающие следствие, то мы вас выпустим. И предложил мне конкретный механизм этой сделки. Вы пишите мне заявление, чтобы я перевел вас в ИВС на Петровке 38, и там с вами следователи недельку или две активно поработают. И когда мы получим те показания, которые устроят руководство, мы обменяем их, как он выразился, подпись на подпись, т.е. я вам кладу на стол постановление об изменении меры пресечения, а вы подписываете протокол допроса. При этом он меня всячески убеждал это сделать и демонстрировал мне титульные листы допросов якобы других лиц, которые согласились помогать следствию. Но я не могу быть лжесвидетелем, я не могу оговорить невинных людей, я отказался от этого. И я думаю, какое бы ужасное состояние мое ни было сейчас, Господь хранит меня, потому я этого не сделал, я не могу так покупать свою жизнь. (СУДЬЯ РАЗРЕШАЕТ АЛЕКСАНЯНУ СЕСТЬ). Дальше мне резко ухудшили условия содержания. Вот этот изолятор СИЗО № 99⁄1 — это спецтюрьма, она вообще не публичная, ее еще найти надо. Там сидит не больше ста человек в самый пиковый период. Меня в таких камерах держали! Они еще Берию помнят и Абакумова! Там плесень, и грибок, и стафилококк съедают заживо кожу вашу. Это при том, что люди знают, что у меня иммунитет порушен. Это фашисты просто!». РУСАНОВА Татьяна Борисовна, можно сказать «боевая подруга» и ближайшая помощница Салавата Каримова в том, что касается «дела ЮКОСа». Официальная должность — заместитель руководителя отдела Главного следственного управления Следственного комитета при прокуратуре. По словам, Василия Алексаняна, сказанным им в том же Верховном суде в январе 2008 года, Русанова в ходе его допроса предлагала ему ту же сделку, что и ее шеф Каримов — свободу и лечение в обмен на показания против Ходорковского и Лебедева. «15 ноября (2007 года – В.Ч.) мне продлили срок содержания под стражей, а 27 ноября ко мне заявилась следователь Русанова Татьяна Борисовна, которая всегда была помощницей ближайшей Салавата Кунакбаевича Каримова, который сейчас советник генпрокурора Чайки, если кто не знает. И сделала мне опять то же самое предложение, в этот раз в присутствии одного из моих защитников, который сейчас в зале находится: дайте показания и мы проведем еще одну судебно-медицинскую экспертизу и выпустим вас из-под стражи. Это преступники!», — рассказывал на суде Алексанян. Выдержки из выступления Алексаняна в Верховном суде 22 января 2008 г.: «В апреле месяце <2007 года> следователь Хатыпов – я называю фамилию, потому что эти люди когда-нибудь должны понести ответственность, — говорит моей защитнице, присутствующей здесь: пусть он признает вину, пусть он согласится на условия и порядок, и мы его выпустим. Все это время, между прочим, мне не то что лечение не назначали, меня не хотели вывозить даже на повторные анализы. Это пытки, понимаете. Пытки! Натуральные, узаконенные пытки! я отказывался от лечения! Это бред! Вы меня сейчас видите по телетрансляции, видимо, в черно-белом изложении. Если бы вы сейчас увидели в зале суда, вы бы ужаснулись. У меня на лице написаны следы от последствий тех заболеваний, которые я ношу сейчас на себе. хотят создать на мне прецедент, преюдицию. Мы законники, мы понимаем, по ст. 90 УПК. Им не надо ничего доказывать уже против Ходорковского и Лебедева, и других руководителей. В июне месяце <2007 года> тяжелое обострение началось. Три недели каждый день я умолял, чтобы меня вывезли к врачу. А они вместо этого даже ограничивали передачу мне обычных лекарств, которые боль снимают, болевой шок. Понимаете, что они делали! Дьявол в деталях. Меня морили голодом, холодом, я год одетый спал. Два градуса, три градуса. Вода по стенам течет. Плесень. Это XXI век. Вы что делаете! Ну, не вы, а власти. Что делаете?! Довели до того, что врачи уже с ужасом на меня смотрят. Вы знаете, что значат эти показатели, что оглашала Елена Юлиановна ? Больше миллиона и 4%. Это на два трупа хватит. Больше ста тысяч, и уже врачи за голову хватаются. У них прибор зашкаливал». =========