Кирилл Рогов ГЛОБАЛЬНАЯ СЦЕНА: ЛИБЕРАЛЬНЫЕ И НЕЛИБЕРАЛЬНЫЕ КАПИТАЛИЗМЫ (сжато)*Хотя глобальная конкуренция и глобальное противостояние коммунизма и капитализма навсегда остались в прошлом, на мировой сцене сегодня все более отчетливо вырисовывается новая конкуренция, порой переходящая в противостояние. Это конкуренция либерального и нелиберального (или даже антилиберального) капитализмов.Нынешний подъем нелиберального капитализма опирается в значительной мере на тот факт, что темпы роста многих развивающихся стран, не принадлежащих к историческому «Западу», сегодня (в отличие от конца XX века) в среднем гораздо выше, чем в самих странах Запада. И хотя уровень богатства последних все еще в разы превышает благосостояние стран нелиберального капитализма, народы и правительства этих стран считают, что дорога к благосостоянию лежит отнюдь не на путях заимствования политических институтов Запада.Развивающиеся страны нелиберального капитализма считают, что уже заимствовали у Запада институты, необходимые для роста их экономик, и не нуждаются в прочих. Более того, эти прочие институты они рассматривают как угрозу национальному развитию, национальным капиталам и корпорациям, и противопоставляют им своего рода «государственный национализм», в центре которого лежит не столько идея этничности, сколько идея «суверенности». За этим понятием, которое они так ценят, прячется не только концепция «капитализма без демократии», но и идея тесной связи национального капитала и национальных правительств (государства), союз которых может компенсировать для национальных компаний их недостатки и слабости на глобальных рынках. МЕСТО РОССИИ:АНТИЗАПАДНЫЙ АНТИДЕВЕЛОПМЕНТАЛИЗМ В этом все более ясно прочерченном мировом соревновании нелиберального и либерального капитализмов Россия, впрочем, занимает особенное место. С одной стороны, позиция ее правительства в отношении Запада гораздо жестче и агрессивнее, чем позиция большинства стран нелиберального капитализма, которые воздерживаются от прямой конфронтации.При этом внешнеполитическая агрессивность и войны, которые ведет Россия, не способствуют укреплению ее экономической мощи, а скорее наоборот. Помимо прямых санкций, Россия страдает от общей атмосферы токсичности вокруг российских компаний и российского внутриполитического и делового порядка, пронизанного хаотическим насилием и правовым произволом. Иностранные инвестиции в Россию сокращаются, а российский бизнес, который власти прежде стимулировали к внешней экспансии, вынужден спешно и массово продавать свои активы за рубежом. При этом российские собственники зарубежных активов оказываются под давлением как извне, так и изнутри, где на них смотрят со все бóльшим подозрением и фискальной алчностью.И здесь самое время указать на еще одно отличие России от основной группы стран нелиберального капитализма. В отличие от них, ее долгосрочные темпы роста низки и скорее похожи на темпы роста стран Запада, при том, что Россия еще весьма далека от достижения их уровня богатства. И это задает совершенно иную рамку российского антизападничества.КРЕДО ОДИНОЧЕСТВА, ПЕРЕШЕЕК ЕВРАЗИЯ Не направлена российская агрессивность в отношении Запада и на укрепление международных позиций России в общепринятом смысле этого понятия. Россия утратила место в «восьмерке»; пусть оно было несколько ущербным, но зато вполне уникальным в мировой системе для развивающейся страны. Еще более важно и удивительно, что, выбрав стратегию бескомпромиссной конфронтации с Западом, Россия просто «сбросила», не использовав, еще один важный козырь своего исторического и геополитического положения — возможность лавировать между востоком и западом в обозначившемся соперничестве США и Китая.Российская внешняя политика направлена не на «притягивание» союзников. Скорее наоборот: чем выше градус противостояния России с Западом, тем заметнее и ярче проступает ее одиночество, которое и становится ключевым элементом российского позиционирования, подталкивающего к еще более глубокому изоляционизму. Это одиночество российские власти склонны не прятать, а, наоборот, несколько аффектированно подчеркивать, выставляя его признаком некой цивилизационной исключительности и самодостаточности (ср. популярность у российских властей расхожей цитаты из Александра III: «у России нет союзников, кроме армии и флота»). Но это, разумеется, самообман: ни о какой самодостаточности не может быть речи. Несмотря на свои гигантские территориальные размеры, обманывающие политическое воображение, Россия — это небольшой остров, зажатый между Европой, втрое превосходящей ее по населению и в 9 раз по размеру ВВП, и Китаем, в 10 раз превосходящим ее по населению и в 8 раз по ВВП. «Российская Евразия» — это вовсе не сверхпространство, способное вобрать в себя Европу и Азию, а полупустой, но хорошо охраняемый перешеек между ними.ВНУТРЕННИЙ ВЫЗОВ И ДВА ТИПА ЭЛИТ Но тогда в чем целеполагание и движущая сила агрессивности России в отношениях с Западом, если она не служит экономическим целям, но, наоборот, жертвует ими, и не ведет к реальному укреплению международных позиций России, но, наоборот, маргинализует ее? В чем тот бонус, который получает Кремль от конфронтации? Единственное, кажется, разумное объяснение этой парадоксальной агрессивности состоит в том, что, будучи направлена вовне против Запада, она в действительности является ответом на внутренние вызовы. Какие это вызовы? С одной стороны, это долгосрочная стагнация экономики на средних уровнях доходов.Ловушка формирует условия широкой, хотя и вялотекущей общественной фрустрации. И в то же время низкие темпы роста лишают российские власти той девелопменталистской легитимности, которая характерна для многих стран нелиберального капитализма. Консолидировав, после эпохи полу-демократии, авторитарный режим, правительство Путина отнюдь не добилось китайских темпов роста, что существенно ослабляет его позиции и возвращает убедительность аргументам о незавершенности институциональной и структурной модернизации в России. Это требование возврата к повестке модернизации ясно, хотя и недостаточно весомо проявило себя в сериях массовых протестов 2011 –2012 и 2019–2021 годов и поддерживается определенными отрядами российских элит. Вечный спор о том, является ли Россия слегка недоделанным Западом или подражанием Западу, сковывает ее потенциал, превращая во второсортную державу, является не просто константой российской политической философии, но и важнейшим драйвером российской политической динамики. Россия то подражает Западу и заимствует у него, то отгораживается от Запада и «выдавливает» из себя Запад. Эта циклическая динамика, однако, поддерживается благодаря наличию стоящих за этими противонаправленными векторами традиционных групп поддержки и политических агентов. В известном смысле историю России можно рассматривать как практически перманентное противостояние двух функциональных типов элит. С одной стороны, это «традиционные элиты» континентальной империи. Необходимость контроля большой территории с протяженной внешней границей и отсутствие четкой внутренней границы между метрополией и «колониальной окраиной» чрезвычайно увеличивают политический вес тех, кто занят охраной и контролем территории и ее богатств («янычары», «силовики»). Когда мы слышим, что Россия окружена кольцом врагов, что ее единственные союзники — армия и флот, что необходимо прежде всего предотвратить угрозу ее распада, мы имеем дело не столько с реалиями, сколько с интерпретациями, отражающими жизненное (функциональное) кредо «традиционных элит», легитимирующим их и определяющим их вес и место на внутреннем «политическом рынке». Поскольку значимы и вызывают отклик в обществе эти доктрины, велик политический вес этого типа элиты; как только падает их востребованность, падает и политический вес стоящих за ними обобщенных «силовиков». Второй функциональный тип имперской элиты, конкурирующий с первым, — это «модернизационные элиты», элиты догоняющего развития, настаивающие на необходимости прорыва к технологическому фронтиру, что, в свою очередь, требует ограничения влияния «традиционных элит» («янычар») и заимствования институциональных решений и практик стран фронтира. Это «визири», гражданские управляющие, компетенции которых связаны с лучшим пониманием технологий, ноу-хау и социальных механизмов, характерных для стран фронтира. Диапазон представителей этого функционального типа элит весьма широк — от сознательных идеологов «вестернизации», вроде Горбачева и Гайдара, до ее корыстных «практиков» — ранних российских олигархов, выводивших свои «ресурсные» компании на западные финансовые рынки и таким образом встраивавших Россию в общий контур западного глобализма.ИЗОЛЯЦИЯ КАК ЦЕЛЬ, ИТОГИ «ПУТИНСКОГО ПЕРЕДЕЛА» Можно сказать, что у сегодняшней России нет никакой внешней политики, кроме внутренней. Конфликт с Западом и изоляция России от Запада являются внутриполитической потребностью традиционных элит, обеспечивая их конкурентное преимущество и компенсируя их некомпетентности в условиях долгосрочной стагнации экономики. Именно поэтому они легко жертвуют «целями развития» и готовы, как в советские времена, вести вечные «переговоры в Женеве», то прерывающиеся, то возобновляющиеся на фоне периодических эскалаций и деэскалаций, взаимных обвинений в коварстве и несоблюдении договоренностей. Такой режим позволит проводить политику дальнейшего отгораживания от Запада на фоне постоянного и управляемого градуса напряжения в отношениях. Изоляция России является не сопутствующим эффектом конфронтации, а ее целью, как это ни парадоксально звучит. Изоляция призвана нивелировать модернизационный эффект двух с половиной десятилетий прозападной ориентации России. К тому же находящиеся под западными санкциями, закрытые авторитарные режимы, вроде Ирана и Северной Кореи, демонстрируют удивительную устойчивость на фоне плохой экономической динамики и стагнирующей бедности (ср. об «экономике сопротивления» в тексте Андрея Яковлева). А фразу о том, что у России «нет союзников, кроме армии и флота» следует понимать как аргумент, объясняющий, почему большая доля общественных ресурсов должна быть перенаправлена с целей развития на цели контроля и безопасности, укрепляя тем самым политические позиции традиционных элит. Хотя, вероятно, гораздо разумнее и экономнее было бы сменить вектор внешней политики, искать союзников и, в результате, меньше тратить на армию и флот.В 1990-е годы Россия пережила явление, крайне редкое в истории, — стремительную приватизацию активов высоко индустриальной большой экономики в условиях «слабого режима» и разделенных элит. При этом агенты, тяготевшие к функционалу «модернизационных элит» имели значительные преимущества в этом процессе (приватизация проводилась под зонтиком вестернизационных реформ). Правление Путина во многом представляло собой движение в обратном направлении: гигантские активы массированно перераспределялись в пользу «традиционных элит» и их клиентел. Искусственная изоляция России призвана защитить результаты этого передела. Она обеспечивает функционирование закрытой перераспределительной модели экономики, в которой доходы от экспорта ресурсов оказываются в значительной степени в руках государства и становятся ресурсом поддержки доминирования традиционных элит. Этих ресурсов вполне хватает для покупки критически необходимых технологий и оборудования и содержания большого силового аппарата. В то же время она не допускает значительного проникновения в страну иностранного капитала, который не только составил бы конкуренцию национальным капиталам, патронируемым «традиционными элитами», но и усиливал бы позиции «модернизационных элит», более приспособленных к взаимодействию с ним. В широком смысле изоляция призвана стабилизировать права собственности и распределение активов и капиталов, сложившееся по итогам «путинского передела». Считается, что враждебность Путина и его окружения к Западу связана со страхом перед «цветными революциями», которые, дескать, инспирируются Западом. Однако политикам свойственно «верить» в то, во что им верить выгодно. Утверждая, что внутренняя оппозиция — это агенты внешнего влияния, диктаторы пытаются блокировать возможность поддержки протестующих со стороны конкурирующих элитных групп, представить внутренние вызовы как вызовы внешние, дабы использовать потенциал государственного национализма и поляризовать общество. Падение собственной эффективности и популярности они склонны интерпретировать как результат внешних инвестиций в дестабилизацию. В действительности же, захваченный «элитами контроля» Кремль имеет дело с нормальной оппозицией, сформированной процессами рыночной модернизации в крупных городах и способной стать естественной опорой новой генерации модернизационных элит. В конце 2010-х годов Кремль к тому же частично утратил контроль над информационным пространством: молодые когорты все меньше смотрят телевизор, являющийся монополией Кремля и инструментом продвижения идеологии «янычар», и меньше доверяют ему, полагаясь на сетевые механизмы доставки и распространения информации. В результате плоды ползучей «низовой модернизации» сложились в абрис политической платформы и становились драйвером массовых протестов в начале и конце 2010-х годов. Изоляционная пауза в режиме управляемой конфронтации должна позволить традиционным элитам перегруппироваться и микшировать эти неблагоприятные тенденции.Активы и капиталы российской «традиционной элиты» расположены в узловых точках цепочек перераспределения сырьевой ренты внутри страны и сохранение контроля над ними выглядит более важной задачей, чем достижение высоких темпов роста и экспансия на мировых рынках.=======ТУМАННОЕ БУДУЩЕЕ ВЫПЛЫВАЕТ...Весной нас ждет общенациональное мероприятие!Митрополит Шевкунов (предполагаемый духовник Путина) произнес- «Что дальше? И это вопрос тоже на нем. Подготовить, что будет дальше. И он в интервью об этом сказал: «Я об этом думаю день и ночь». А тут и Дм.Орешкин вывалил на головы спрашивающих все, что накопилось в душе!