Андрей Ионин, кандидат технических наук, член-корреспондент Российской академии космонавтики имени К. Э. Циолковского.Александр Денисов: Андрей Геннадьевич, достаточно взглянуть на картинку МКС, как она выглядит изнутри, стены все облеплены какой-то аппаратурой, датчиками и прочим. Я не представляю, как отыскать вот за всей этой аппаратурой щели, вот эти трещины. Андрей Ионин: Ну, я думаю, что, во-первых, космонавтов готовят к различным внештатным ситуациям, поэтому очень такой длительный цикл подготовки, потому что в космосе расслабляться нельзя, среда для человека агрессивная, для технических систем, не только для человека, поэтому людей готовят для решения различных нестандартных задач и в том числе стандартных. Поэтому вот эта задача новая, интересная, я думаю, для космонавтов это представляет большой интерес, а эта задача новая. И надо понимать, что она в будущем понадобится тем, кто полетит на Марс, или с Марса, или еще куда-то дальше, или даже на лунных базах, потому что такая задача найти микротрещины, чтобы устранить утечку воздуха, она универсальна, она человечеству в космосе понадобится. Поэтому вот очень хорошо, что они тренируются, отрабатывают новые технологии, ищут такие решения. Я думаю, им это самим интересно, поэтому порадуемся за них, что они вот нашли для себя такую интересную задачу, которая с большим прицелом на будущее. Новые технологии, что с этим делать, в первый раз с таким сталкиваются, потому что МКС больше всего существует, не было еще таких, которые летают больше 20 лет.Ну, тут две задачи, во-первых, найти сначала эти микротрещины, которые находятся где-то за обшивкой, за оборудованием, потому что мы должны понимать, что станция очень компактная, она кажется большой, но на самом деле там столько оборудования и систем, что, конечно, все занято, поэтому очень трудно, а трещины буквально толщиной с волос и длиной несколько сантиметров, конечно, найти их крайне сложно. Поэтому тут да, безусловно, какие-то интересные, креативные подходы, как это найти, и вторая интересная задача, как же это заделать. Я думаю, что и космонавты, и Центр управления полетами сейчас вот нашли для себя интересную задачу, которую, я повторю, она не просто интересна, она с большим прицелом на будущее, потому что эту задачу надо будет решать. Я надеюсь, лунные и марсианские базы у человечества будут существовать гораздо больше, чем существует МКС, 20 лет, поэтому это понадобится, эти технологии, эти новые решения, которые сейчас найдут.Ну да, но надо понимать, МКС – это сложнейшая техническая система, сложнейшая техническая система. У любой технической системы со временем возникает естественный износ, старение, там вот говорят, усталость металла, потому что это еще мало того, что это сложная техническая система, она находится в космических условиях, подвергается, находясь на Солнце, нагреву, уходя в тень Земли, охлаждению, то есть постоянно вот такая термонагрузки, динамические нагрузки. Даже за счет того, что она вот такая большая, там возникает микрогравитация, пристыковываются космические объекты, происходят какие-то динамические операции, то есть там все время происходят на самом деле процессы. Нам только кажется, что это нечто...А она на самом деле живет, как-то передвигается. И за эти, уже больше, чем 20 лет, старение произошло, но опять-таки я не вижу здесь никаких сложностей. На самом деле самая большая угроза окончания проекта МКС находится не только в техническом состоянии систем, я думаю, человечество смогло бы эту проблему решить, заменив те самые модули на более новые, хотя нынешняя структура МКС не совсем это позволяет, но в принципе как-то можно. Самая большая проблема находится, конечно, и в политической плоскости, ну и самое главное, что у всех участников проекта, кроме России, уже есть новая цель, они уже начали финансирование работы в этом направлении, это Луна, проект «Артемида», проект окололунной станции Gateway. Все участники, повторю, кроме России уже в этом проекте, который они планируют начать через год-два. Поэтому проект МКС для них уже находится в завершающей стадии, они просто не смогут финансировать два проекта, и они объективно из него выходят. Россию, кстати, звали, вот, но Россия сама отказалась под предлогом, что нас не зовут на равных, как мы были в проекте МКС. Хотя, конечно, вот после недавних тут экспериментов руководителя «Роскосмоса» в Twitter трудно представить, что после вот этого нас куда-то партнеры позовут, когда вот там публикуют такие карикатуры кого-то там «гоу хоум», а потом этих же людей, мы удивляемся, почему они нас куда-то не зовут. Нет, ну смотрите, у любой технической системы есть все-таки срок жизни, ничто не может продолжаться бесконечно, даже у Вселенной есть начало, ну как ученые считают, было начало и будет конец. Поэтому МКС, да, она подошла к определенному рубежу, после которого надо принимать решение. Кстати, я напомню, что МКС должна была летать до 2015 года, вот, сейчас уже 2021-й, планируют до 2024-го, то есть она свой ресурс уже переработала на 30%, а к 2024 году практически на 50% переработает. Вы правильно задаете вопрос, у всех-то понятно, что они будут делать дальше, непонятно, что делать нам. И вообще-то говоря, по меркам космических проектов, особенно такого масштаба, как станция орбитальная или полеты к Луне, 3 года, оставшиеся для проекта, – это ничего, это уже решение надо было принимать даже не сегодня, а вчера, год, полтора, два назад. У нас это решение не принимается. Тамара Шорникова: Андрей Геннадьевич, а как же наша российская лунная программа, рассчитанная до 2040 года? Андрей Ионин: Лунная программа, это связано с автоматическим аппаратом, который там впервые за многие десятилетия Россия отправит на Луну, я надеюсь, что отправит, хотя есть люди, которые в этом сомневаются, вот. Но если говорить о лунной пилотируемой... У России здесь особое, мы все-таки открыли пилотируемую космонавтику для человечества и не хотелось бы ее потерять. А понимая, что если мы завершим проект МКС и ничего вместо, то, извините, Центр подготовки космонавтов придется закрыть, потому что просто людям будет некуда летать. Это вопрос на самом деле уже носит, получается, не технический, а политический характер. Но повторю, я не вижу никаких решений. На мой взгляд, вот те предложения, которые звучат по созданию российской станции, на мой взгляд, это инерционный проект, он ничего не даст. Во-вторых, уже поздно его начинать, уже надо было давно начинать раньше. За 3 оставшихся года это уже мало, надо было начинать давно, если делать такой проект. И самое главное, я не вижу в нем особого смысла для России. Ведь страна не может вкладывать деньги просто для того, чтобы наша космическая промышленность работала, страна должна за это что-то получать: новые технологии, какой-то политический престиж, международную какую-то кооперацию... Вот вы удивитесь. Да, конечно, в начале проекта каждая сторона, ну основные участники этого проекта, Россия и Соединенные Штаты, преследовали свои цели. России тогда, в 1990-х гг., просто катастрофически не хватало денег на космонавтику и политической воли, чтобы ее развивать, поэтому этот проект международный позволил привлечь американские ресурсы. Не секрет, что первые модули российские строились на американские деньги, а не на российские, не на деньги российского бюджета, потом их возвращали, запуская бесплатно американских астронавтов на станцию. Американцы с помощью этого проекта получили отсутствующий у них опыт, но присутствующий у России как наследницы СССР создания вот таких долговременных орбитальных станций и нахождения людей по полгода в космосе. Вот американцев максимально сколько летало в оперативный комплекс в пилотируемом режиме, это был месяц, а у Советского Союза станция «Мир» летала более 10 лет. Поэтому, естественно, американцы должны были бы постепенно на протяжении десятилетий этот опыт набирать либо войти в проект с Россией, это первое, это были интересы сторон. Но на самом деле действительно самое главное достижение проекта МКС – это именно ее коммунальный характер, это парадокс, это самое главное достижение, что человечество научилось работать в космосе вместе. Потому что я абсолютно уверен, что никакие дальнейшие проекты по Луне, по Марсу вообще невозможны в национальном масштабе. Во-первых, конечно, это просто дорого для любой страны, даже для Соединенных Штатов или Китая, а во-вторых, они не имеют смысла в национальном масштабе. Ни у России, ни у Китая, ни у Соединенных Штатов нет национальных задач на Луне, а тем более на Марсе, такие задачи есть у всего человечества. Александр Денисов: Да, понятно, мы выступили в роли неких извозчиков, так сказать, добросили до орбиты американцев, подкинули по дороге. Хорошо, вот сейчас они там собираются вместе и каждый сидит в своей хате, в своей квартире, или они там какие-то совместные дела делают? Андрей Ионин: Совместно. Ну, во-первых, так сказать, вообще эксплуатация такой сложной системы – это бесценный опыт, потому что один центр управления расположен в России, другой в Соединенных Штатах, один работает полсуток, другой работает полсуток, поэтому это такая совместная работа, совместные стандарты технические, все совместные решения, планирование и так далее, планирование дальнейших работ. То есть это было действительно международно, вместе работали. Это звучит как коммуналка, потому что, конечно, каждый элемент станции кому-то принадлежит, российские космонавты живут в одном модуле, американские астронавты живут в другом модуле, выглядит как коммуналка. Но на самом деле это просто большая семья, я бы так сказал; это большая семья, в которой один брат с женой живет и второй брат с женой живет, вот такая... На самом деле да, там как бы несколько семей, но родственных семей, потому что, в конце концов, все-таки в космосе мы все...и вообще поддержание вот такой сложной технической системы, как МКС, требует совместной работы, потому что ошибка любого из членов экипажа может грозить катастрофическими последствиями для каждого. То есть здесь надо быть просто спина к спине и быть уверенным в любом человеке, который находится на станции, неважно, какой он национальности и какое у него гражданство, вот. Но повторю, в космос дальше, дальше на Луну, на Марс, мы должны идти все вместе, мы должны научиться вместе планировать свою работу, вместе финансировать ее, вместе создавать какие-то отдельные технические системы. Кто-то создает транспортную систему, как вы говорите, «пользовались извозчиком» – на самом деле мы решали очень важную задачу в интересах всех. Я был противником вот этого разделения, что мы кому-то делали одолжение, – на самом деле мы делали очень важную часть работы, мы обеспечивали доставку экипажа, спасение экипажа в случае внештатной ситуации, это ключевая задача. Мы помогали американцам, европейцам на первых этапах создавать эти орбитальные модули, мы тренировали их астронавтов и людей, которые потом... Теперь же они могут самостоятельно их готовить к таким длительным полетам, но первоначально мы их обучали. Во-первых, надо четко понять, что мы должны консолидироваться, это первое, это должно быть целью. А другой вопрос, как это сделать так, чтобы это устраивало нас. Ну да, понятно, наверное, мы не хотим быть на тех правах, я никого не хочу обидеть, как Япония, Канада или Евросоюз вошли в американский проект «Артемида». Ни нам, ни китайцам, наверное, такой формат не подойдет в силу особенностей нашего менталитета и позиционирования себя в мире. Но, если мы ставим такую цель, мы должны понимать, что для того, чтобы ее достичь, мы должны предложить нашим партнерам нечто такое, что они сами попросят нас войти в этот проект, точно так же как было с проектом МКС. Потому что первоначально это был проект американской станции «Фридом»; потом американцы поняли, что в одиночку им этот проект не поднять, и они пригласили нас как партнеров, равных партнеров, хотя финансирование со стороны Соединенных Штатов за все время существования проекта было в 10 раз больше, в 10 раз больше, чем России, но в то же время мы равные партнеры. То есть для того, чтобы стать равным партнером, необязательно вносить столько же денег, – надо внести в проект нечто такое, чего нет у твоих партнеров, но при этом это является ключевым. Так вот, ситуация в том, что у России теоретически, потенциально есть то, что предложить, и если мы это сделаем, то американцы и китайцы, да все кто угодно, даже Маск в своем марсианском проекте, предложат, сами предложат...Есть элемент, это абсолютно новая, инновационная технология, даже этот проект получил уже свое название «Нуклон». Речь идет о ядерной энергетической установке, которая может быть использована для решения самых разных задач в космосе: это и транспортные задачи, это системы жизнеобеспечения, производственные задачи. Но мало говорить об этом и тем более мало назвать это красивым словом «Нуклон», на этом, именно на этой прорывной задаче, которая действительно обеспечит, с одной стороны, технологический прорыв... Ну, вы знаете, у нас в последние годы очень много говорят о необходимости технологического прорыва, ну говорят, но мало что делают, – так вот это будет реальный технологический прорыв, причем в самых разных и отраслях, и научных направлениях, это раз. А во-вторых, если мы реализуем этот проект, создадим этот ядерный источник энергии в космосе, мощный, безопасный, долговечный, то, поверьте, мы станем равными участниками любого проекта космического с участием любой страны или группы стран. Поэтому господину руководителю «Роскосмоса» вместо того, чтобы требовать, чтобы «Роскосмос» и Россию взяли на равных условиях в американский или китайский проект, надо сделать что-то такое, после чего китайцы и американцы сами попросят Россию войти в этот проект на любых условиях. Но этого не происходит, ну я уж не говорю, что вместо этого карикатуры на американцев распространяем через Twitter. МНЕНИЕ ОБЫВАТЕЛЯ Зритель: Во-первых, я как русский человек знаю, что у русских своя дорога, мы должны заниматься космосом отдельно, это первое. И второе, я так думаю, что нас просто пытаются оттуда спихнуть, вот. Почему нет ни у американцев ни трещин, ни каких-то там просверленных отверстий... Александр Денисов: Да мы можем просто не знать об этом, вот и все дело. Что касается собственной дороги в космосе, я думаю, что наша дорога должна быть в космосе, а вот дальнейшее деление... Вот повторю, я повторю эту мысль, которая, на мой взгляд, является ключевой: вот дальше околоземного пространства... В околоземном пространстве есть военные задачи, есть коммерческие задачи, системы связи, системы наблюдения за Землей, системы навигации, здесь да, как-то можно делить, это этой стране, это этой стране, это этой компании, это другой компании. А вот все, что дальше геостационарной орбиты, 36 тысяч километров, вот там никакой экономики нет, никакого военного дела там нет. Тот, кто говорит о военном значении Луны, на мой взгляд, нездоров. Поверьте, люди и в NASA, и в «Роскосмосе» на протяжении уже минимум, на моей памяти, – трех десятилетий! – пытаются найти какое-то обоснование того, почему их страны должны выделить десятки миллиардов долларов на освоение Луны. Вы как думаете, почему освоение Луны не происходит так много лет после 1970-х гг.? – да потому что там невозможно найти задачи для обоснования этих колоссальных затрат государства. Так это черной кошки нет в этой темной комнате, нет национальных задач ни России, ни Китая, ни Соединенных Штатов ни на Луне, ни тем более на Марсе, такие задачи есть только у человечества. Поэтому если мы открыли человечеству дорогу в космос, то наша задача быть на этом пути вместе со всеми, это и есть единственная национальная цель, быть вместе со всем человечеством в космосе, на Луне, на Марсе и так дальше, на Юпитере, на Сатурне, на спутниках. Александр Денисов: Андрей Геннадьевич, отлично сказали. Вы знаете, ваша мысль перекликается с фразой Сергея Крикалева, космонавта, он сказал: «Внештатные ситуации в космосе – это штатно», – то есть это норма. ОТР ШЕСТОЙ СТУДИЙНЫЙ КАЧЕСТВЕННЫЙ АЛЬБОМ KANSAS "MONOLITH" 1979 г.